Александр Тамоников - Палач из Галиции

– Ты развивай свою версию, продолжай, – пробормотал Алексей. – Я тебя внимательно слушаю.

– Я никого не обвиняю, просто высказываю свои соображения. Капитан Ткачук в свободное время не прочь залить за воротник. Пару раз от него попахивало. Он мог что-то ляпнуть собутыльнику или проморгать некий документ. За его людей ничего не скажу, там публика разная. Осипчук тоже не трезвенник. Да и злой он – капитаном был, а теперь старлей. Должность сохранил, а в звании срезали за то, что проворонил дезертирство своих солдат. Комендант Глазьев мог что-то брякнуть своей бабе, секретаршей она у него, Савицкая. Рыков с Антухович крутит. Докторша запудрила ему мозги. Она ведь хороша. Ты видел?

– Женщины на подозрении?

– Вроде нет. – Лева пожал плечами. – Обе являются военнослужащими Красной армии. Они с Киевщины, ни родни, ни интересов на Западной Украине у них нет. На поводу у бандитов им идти незачем. Запугали? Другие причины? Сомневаюсь, Алексей. С равным успехом можно обвинять всех кладовщиков, каптеров, младших командиров, связистов, бойцов истребительных отрядов. А среди последних точно есть крысы, работающие на хлопцев из леса. Эй, приятель! – окликнул собеседника Березин. – Ты ушел в себя? Скоро вернешься?

Алексей, погруженный в задумчивость, подошел к лоткам, где продавалось курево. На стуле позевывал грузноватый мужик с квадратным черепом. Короткие волосы тронуты сединой. Он узрел потенциальных покупателей, насторожился, глаза его забегали. Он заулыбался офицерам, как старым знакомым. Ассортимент у местного коммерсанта был неплох: «Беломор», «Север», самосад, нюхательный табак.

Капитан полез в карман за мятыми рублями, отсчитал, сколько нужно.

Березин тоже достал деньги, нахмурился и сказал:

– Евсей, ты не наглеешь, нет? В прошлый раз было дешевле.

– Командир, так я же не с небес это беру, – пробормотал торговец. – Цены растут, да и поставлять скоро будет нечего, кончается табак на складах. Ты бери, командир, побольше, пока есть. Скоро лавочка моя закроется. Будешь в государственных магазинах в очередях стоять, вонючую махру курить.

– Вот ворье проклятое! – пробормотал Березин, отсчитывая требуемую сумму. – А как без них? Курить ведь надо. В магазине хрен достоишься. А чем ты займешься, Евсей, когда лавочку твою прикроют, а тебя почему-то не посадят? Нищенствовать пойдешь? Или в лес, к хлопцам? А что, они тут все такие, – сказал Березин Алексею. – Днем рядятся под добропорядочных граждан, где-то работают, нашим улыбаются. Чуть вечер – достают из тайников свои фамильные шмайсеры и айда крошить тех, перед кем недавно лебезили. Тебя это тоже касается, Евсей.

– Командир, ты что такое говоришь? – У Евсея от возмущения глаза намокли. – Я что тебе сделал? Ты же знаешь меня. Я сам от лесных бандюг пострадал. Они у сестры моей корову увели, саму чуть не снасильничали. Я же чту законы, работаю, никого не трогаю, помогаю, как уж могу, Советской власти.

– Так это сестра твоя пострадала, а не ты. – Березин улыбался, распихивал пачки папирос по карманам. – Чего глазищами-то, Евсей, шмыгаешь? Сдача где? Ты что мне суешь? – Он разозлился, бросил на прилавок несколько рваных купюр. – На хрена мне твои карбованцы?! Нормальные рубли давай!

Торговец отвернулся, что-то бурчал, слюнявил, пересчитывал.

– И не паскудь мои деньги! – прошипел Березин.

Обиженный продавец протянул сдачу.

– То-то же, – сказал Лева, убирая деньги в карман. – Это вам не времена благословенного Третьего рейха. Представляешь, Алексей, пока тут немцы стояли, в народе ходила фактически любая валюта – украинские карбованцы, польские злотые, немецкие марки. Ты не поверишь! В качестве разменной монеты использовались рубли и копейки, выпущенные до сорок первого года. Оккупационные карбованцы люди не больно-то привечали, за десять штук одну немецкую марку давали. Ладно, товарищ, ты на меня не обижайся. – Он подмигнул надутому торгашу и потянул Алексея к выходу.

Не за горами были сумерки.

Ночью кто-то стрелял где-то на севере. Алексей лежал на панцирной сетке, раздетый до пояса, босиком. Слева пепельница с окурками, справа командирский ТТ с патроном в стволе. Наган под матрасом. В кармашке рюкзака, который капитан сунул в угол крохотной комнатки, лежала граната.

Окно в спаленке было заколочено. Из второй комнаты сюда пробивался тусклый лунный свет. От назойливого мерцания не спасала даже штора.

Дверь он подпер ведром с водой, сверху приделал швабру. Береженого, как говорится… Хотя и стыдно боевому офицеру бояться чего-то неведомого, почти мистического, не имеющего четких очертаний. Ничего, стерпит.