Валерий Самойлов - Однажды в Африке

В домашних условиях Катя сумела пробудить в нем мужчину, предварительно заставив принять прохладный душ. Из всего сказанного Петром в постели она уловила главное: в одиннадцать часов дня ему надо "кровь из носа" быть на "коробке", то есть на корабле. Просьба была выполнена, правда, с некоторой неточностью во времени. После непродолжительного прощального объяснения в подъезде и приличествующих при длительном расставании слов типа "Буду ждать, кроме тебя у меня никого нет", они разошлись, как в море корабли.

Взяв ноги в руки, Петр включил четвертую скорость и через полчаса достиг трамвайной остановки. "Чертовы окраины!" – выругался лейтенант, не обнаружив ничего, напоминающего транспорт. В конце концов ему подфартило – подвернулся-таки частник. Через двадцать минут Петр был у контрольно-пропускного пункта – КПП гавани.

– Ребята! Большой ракетный не ушел еще? – с надеждой в голосе спросил лейтенант у дежурной службы КПП.

– Стоит твой "прожорливый" на месте, тебя дожидается.

У каждого корабля в гавани имелось дублирующее название с подковыркой, которое применялось при каждом удобном случае. Под словом "прожорливый" скорее всего подразумевалось поглощение этим кораблем корабельного мазута в неимоверных количествах. Впрочем, в стране Советов того времени стоимость топлива, как и другого снабжения, не считали – всего было завались. Один такой корабль мог накормить обедом всю бригаду и прикомандированных – это было обычной практикой, особенно во время партийных или комсомольских конференций.

Петру потребовалось пять минут, чтобы добежать до корабля. Узнать его среди остальных не составляло особого труда. Толпа провожающих нехотя покидала корабль. Многие женщины были в слезах, что в таких случаях вполне естественно. Экипаж побортно выстроился на корме или правильнее сказать юте: по левому борту – "маслопупы"*, по правому – "люксы"*. Борисов помялся у трапа, не решаясь протиснуться меж сходящих по нему провожающих. Пока он выжидал, две симпатичные блондинки оценивающе осмотрели его с головы до пят. Было слышно, что они о чем-то договариваются. Из всего ими сказанного он различил лишь одно слово "бой". Петр напряг все свои извилины, пытаясь припомнить, что могло его связывать с этим вроде бы знакомым словом. Нет, не вспомнил. "Бой" – по-английски мальчик, – подумал он, – наверное, беспокоятся о своих детях. Каково им будет, пока отцы плавают?"

Тем временем сошел последний из провожающих. Лейтенант молодцевато вбежал по трапу на ют, поставил на палубу свою дорожную сумку и обратился к вахтенному, с погонами старшины первой статьи:

– Старшина, к кому мне обратиться? Я назначен к вам на корабль.

– Я так и понял, товарищ лейтенант. Вас уже спрашивал командир. А вот и он сам – у кормовой башни.

Дойти до командира корабля Петр не успел.

– Лейтенант Борисов, если не ошибаюсь? – перед ним стоял гроза корабля – старпом. – Я – старший помощник командира. Наш разговор о прелестях службы впереди, а пока станьте в строй. Штурмана у нас по правому борту, – и он указал направление, куда следовало идти.

– А к командиру…?, – хотел было сказать лейтенант, но его вопрос завис в воздухе. К тому же старпом показал ему указательный палец, прижатый к губам. Что это означало Петр не знал, но тут же получил пояснение:

– Больше молчи – за умного сойдешь! – это было первое, что он услышал от своего непосредственного начальника, командира штурманской боевой части Иванова Александра Митрофановича. -

Становись за мной, потом поговорим.

Штурман не любил когда его ругали из-за подчиненных и часто повторял им:

– Нельзя попадаться на ерунде! Занятие ерундой на рабочем месте должно развивать слух, бдительность и боковое зрение.

Он еще много чего говорил своим подчиненным, подчерки-вая чуть ли не каждый раз:

– Образование нужно не для "корочки", а для коры головного мозга. Это понятно?

Подчиненные который раз кивали головами, так и не поняв, чего же он хотел – дотошно объяснять, особенно по специальности, он также не любил. Внешне он резко выделялся из толпы, потому как был высок ростом, причем на голову выше Петра. Прозвище "полтора Ивана", придуманное кем-то из его однокашников еще в училище, прилипло к нему, словно банный лист, и следовало по пятам, с корабля на корабль. Кроме того, он не вписывался в размеры корабельных помещений и по этой причине подгибал ноги в коленях. По сему поводу в экипаже говорили: "Смотри, "полтора Ивана" на своих полусогнутых поковылял".