Александр Аввакумов - Пион не выходит на связь

– Почему ты молчишь, Тарасов? Я думаю, не из-за страха?

Тарасов усмехнулся. Вопрос майора явно насмешил его.

– Ничего не боятся лишь больные на голову люди, товарищ майор. Там на фронте все ясно, там враг за линией окопов. Я думаю, смогу ли я оправдать это высокое доверие? Это раз. А, во-вторых, вы сами все знаете. Я за полтора месяца потерял двух детей и сейчас думаю, что случится с моей семьей, если я сложу голову там, за линией фронта? Кто им поможет? Ведь для всех я буду предателем. Ладно, я, а что будет с ними?

В кабинете повисла тягучая тишина. Время было раннее, и комиссариат внутренних дел был еще пуст. В соседнем кабинете пробили часы. Александр отчетливо услышал семь ударов.

– Я не буду многого обещать тебе, Тарасов. Идет война, и я тоже в любой момент могу быть отправлен на фронт. Однако пока я буду сидеть в этом кабинете, я буду помогать твоей семье, чем могу. Ты, конечно, можешь отказаться от этого непростого предложения, но ты у нас единственный человек, с кем Проценко может пойти на контакт. Других людей у нас просто нет. Это не я тебя прошу, это нужно Родине, народу, что сейчас воюет с врагом.

– Уж больно сильно сказано, товарищ майор. Я – командир, и, если это нужно для Родины, я готов это сделать.

– Я не сомневался в том, что ты согласишься, Тарасов. Сейчас езжай домой, похорони дочку. Завтра утром я жду тебя в своем кабинете.

– Могу ли я об этом рассказать жене, товарищ майор?

Виноградов посмотрел на него. Этот жесткий и колючий взгляд был до того многословен, что у Александра сразу же пропало желание задавать подобные вопросы.

– Я все понял, Зиновий Павлович, – тихо произнес Тарасов. – У меня больше вопросов нет. Разрешите идти?

– До завтра, – ответил Виноградов. – Не опаздывай. Утром уходит машина в Башкирию, в разведшколу. Дорога длинная, так что оденься теплее.

– Спасибо, товарищ майор.

Александр встал со стула и, развернувшись через левое плечо, вышел из кабинета. Улица встретила Тарасова сильным северным ветром и морозом. У него сразу же замерзли уши, и он, подняв воротник шинели, медленно побрел от комиссариата в сторону железнодорожного вокзала. Домой он вернулся, как и обещал майор, около девяти часов утра. В квартире уже собрались соседи. Старая соседка, открыв псалтырь, стала тихо читать заупокойные молитвы. Надежда, увидев мужа, направилась к нему.

– Саша, зачем они тебя вызывали? – поинтересовалась она у него. – Почему ты молчишь?

– Сказали, что разрешили мне задержаться дома еще на сутки. Они тоже люди и хорошо понимают, что я должен похоронить своего ребенка.

– А я все переживала. Думаю, вернешься ты домой или нет. Вот соседи мне рассказали, что твоего сослуживца Павла на днях арестовали. Говорят, хотел взорвать водокачку.

Александр промолчал и подошел к гробу. Он с минуту постоял над телом дочери, а затем сел рядом на табурет. Сердце его разрывалось от боли и жалости. Он впервые за все это время не сдержал себя и заплакал. Вскоре к дому подъехала выделенная на похороны дочки заводская машина, и началось прощание. Дальше все происходило, словно во сне. Кладбище, запорошенная снегом небольшая могилка и деревянный крест с датами рождения и смерти.

Утром следующего дня Тарасов уехал из города.

***

Александр третий день сидел в камере Чистопольской тюрьмы. Кроме него, в камере находились еще несколько арестованных, среди которых трое были профессиональными уголовниками.

– Эй ты, фашист, – обратился к нему один из воров, – расскажи нам, как ты драпанул с фронта? Что, немцев испугался?

– Я бы посмотрел, как бы ты повел себя там. Наверное, тоже бы в штаны наложил.

– Ты не дерзи, фашист, народу. Мы таких, как ты предателей, быстро здесь опускаем. Так что не забывай об этом.

Уголовник сплюнул на пол и посмотрел на притихших сокамерников. Все они ждали окончательной развязки этой предъявы.

– И еще, фашист, с этого дня ты будешь делать то, что прикажем тебе мы. А начнем с того, что ты должен вымыть хату и парашу.

– А почему я? – спросил Тарасов. – Я мыл вчера, пусть теперь моет пол кто-то другой.

С койки поднялся вор и вразвалочку направился к нему. Остановившись рядом, он достал из кармана заточку, сделанную из ложки, и приставил к его горлу.

– Ты что, не понял, фашист? Мы дважды повторять свои команды не собираемся. Хочешь окочуриться прямо здесь, так и скажи. Я быстро тебе выпишу билет на тот свет, раз – ножичком по горлу – и ты уже там, среди ангелов.