Кирилл Казанцев - Последняя обойма

- Туго замотали, медики хреновы, - пожаловался я.

- Чтобы не развалилась.

Я еще немного поворчал, а потом стал осторожно сползать со своего ложа, которое было составлено из двух древних

кухонных столов разной высоты. Из-за этого у меня теперь болела спина.

Разминая руками поясницу и переступая черепашьими шагами по полу, я осматривался. Место, в котором находились я,

Боб и прикорнувший в углу на разодранном матрасе Сидоров, напоминало деревенский сарай. Бревенчатые стены, высокий

потолок, каких не встретишь в городских квартирах. И запах: пахло довольно противно, но не так, как пахнет в «хрущевках»

или в многоэтажных панельных домах. Это был очень своеобразный плохой запах. Сырое дерево, затхлость и гниль. Боб

листал глянцевые страницы журнала и морщился. То ли от запаха, те ли от содержания журнала.

- Куда это нас занесло? - спросил я, подойдя поближе к Бобу и привалившись к стене для удобства.

- Нас заносит все дальше и дальше, - пробормотал он, не отрывая глаз от фотографий Наоми Кэмпбелл. На меня он

смотреть не хотел. Конечно, у Наоми фигурка получше. Да и бледный я какой-то стал в последнее время.

- Анна? - задал я следующий вопрос.

- По делу, - был ответ.

- А мы что тут делаем?

- Ждали, пока ты очухаешься.

- Ну, так дождались, - обрадовал я Боба, и он все-таки отложил журнал.

- Что ты предлагаешь? - осведомился он.

- Даже не знаю... - сказал я, и это было правдой. В голове стоял какой-то туман, в котором очень успешно спрятались все

мысли. Я понимал, что это неправильно - сидеть в сарае. Но почему это неправильно, я вряд ли бы смог объяснить.

Боб скептически посмотрел на мое лицо и снова углубился в чтение.

А я сполз по стене на пол и закрыл глаза.

- Сортир на улице, - услышал я в наступившей темноте бурчание Боба. - Какой кретин его строил?! Руки бы оторвать...

Такие щели в стенах...

- Боишься, что будут подглядывать?

- Дует, - коротко ответил Боб. - Здесь задохнуться можно, а на улице - ураган какой-то. И вообще: нет в жизни счастья.

Может быть, он говорил еще что-то, но я уже не слышал. Я заснул и проснулся уже перед накрытым столом. Даже перед

двумя. Я сидел на фанерном ящике, а передо мной стояли два стола, те, что служили раньше мне постелью. Теперь они были

покрыты старой газетой и богато сервированы. Под стать окружающей обстановке. Буханка черного хлеба, палка салями, две

полуторалитровые бутылки минеральной воды, две банки килек в томате, три плитки шоколада и россыпь красных

венгерских яблок. Плюс четыре тарелки, четыре вилки и четыре стакана. Все - из белого пластика.

Во главе стола сидел Сидоров, мутно поглядывая вокруг и слегка покачиваясь из стороны в сторону. Я сперва подумал,

что это от слабости, но оказалось, что он тоже восседает на ящике, а тот скрипит и гнется под ним. Сидоров глотал какие-то

таблетки, что высыпала перед ним на газету Анна, и запивал их водой.

Мне тоже досталась порция: таблетка аспирина, растворенная в воде. Боб отхлебнул из банки «Хайнекен» и сказал:

- Приятного аппетита.

Сидоров с мученическим выражением лица наблюдал, как пиво уходит в чужое горло. Мне было все равно. Я был

равнодушен к еде и питью. Мои часы стояли. Я не знал, который час и какой день недели сегодня. Я лишь знал, что у меня

ломит спину. Я знал, что спятивший дятел забрался мне в голову и теперь пробивается наружу, методично колотя в череп.

Остальное уже не представляло интереса.

Боб допил пиво и бросил опустевшую банку в угол. Там уже валялась пара смятых жестянок. И окровавленные бинты.

- Хозяева не будут возмущаться? - спросил я.

- А нету хозяев, - развел руками Боб. - Ничейный дом. Только в провинции такое встречается. У нас так каждый

сантиметр площади расписан и приватизирован. А за метр и убить могут.

Я немного напряг память, припомнил обстоятельства своего обморока... И решил, что мы сидим в одном из домов у того

самого пустыря.

Анна подтвердила мою догадку.

- Ты меня просто напугал, - сказала она, - когда рухнул там... Ничего, заживет.

- Жизненные центра не задеты, - проговорил я, тупо глядя в газетные строки. Там не было ни одной знакомой буквы, и я

решил было, что крыша моя переехала в другое место окончательно и бесповоротно. Минут пять спустя я сообразил, что

газета лежит передо мной вверх ногами. Стало немного легче. Я сильно вырос в своих собственных глазах.

- Надо было водки взять, - выпалил вдруг Боб, ласково поглаживая свою бородку. - Помянуть Марка...