Кирилл Казанцев - Последняя обойма

- Спасибо, - тихо проговорил Сидоров. - Только что... дальше?

- Дальше? Дальше я хотел бы услышать все, что случилось с тобой после того нашего разговора, когда ты пытался сбить

меня с пути истинного при помощи бутылки коньяка. Все в деталях. А потом посмотрим, можно ли тебя вытащить.

- Можно вытащить? - встрепенулся Сидоров. - Но меня же посадят? Я же...

Он попытался приподнять голову, но не удержал ее, и затылок мягко соприкоснулся с подушкой.

- Моя новая знакомая говорит, что все еще можно исправить. - Я старался говорить обнадеживающе. - Главное - найти

того ублюдка, который подбил тебя влезть в это дело. И - найти деньги.

- Да... - прошептал Сидоров. - Деньги. Много там было денег...

- Не начинай сначала, - попросил его я. - Там было много денег, и они едва не стоили тебе жизни. Не начинай сызнова.

- Хорошо. - Сидоров снова закрыл глаза. - Дай мне воды, - попросил он, и я поднес к его бледным губам пластиковый

стакан. - Спасибо... Я словно весь высох внутри... Словно стал плоским как плед. И лежу вот тут пластом.

- Лежи, лежи...

- Совсем не тот, что прежде... Другой я. Не могу поверить, что сделал все это... Неужели это случилось на самом деле?

- Я бы тоже хотел, чтобы все оказалось ночным кошмаром. Но это было. Ты и вправду на себя не похож, Сидоров. Но

когда сбреешь щетину, станешь вновь похож на человека.

- Надеюсь...

- Так что там с тобой случилось? - спросил я, и Сидоров стал рассказывать.

Глава 2

Я не засекал время и поэтому не знаю, сколько продолжалась наша беседа. Я также не знаю, кто из нас двоих произнес

больше слов - я или Сидоров. Мне приходилось конструировать многочисленные наводящие вопросы, помогая Сидорову

разобраться в собственных воспоминаниях. И я думаю, что устали мы от этого разговора одинаково - что больной Сидоров,

что вроде бы здоровый я.

Под конец я заметил выступившие на лбу Сидорова капли пота и решил, что допрос пора заканчивать. Тем более что

основные моменты своих потрясающих похождений Сидоров успел прояснить. Я взял с тумбочки вафельное полотенце и, как

заботливая мать, вытер Сидорову лоб. Тот сморщился, словно от боли. На самом деле - от сознания собственной

беспомощности.

- Забрал бы ты меня отсюда, - пробурчал он. - Как инвалид какой-то здесь валяюсь...

- У меня нет частной клиники, - повторил я слова Матвея Александровича. - Дома я тебя содержать тоже не могу...

Стоило добавить, что я попросту не могу возвращаться домой, возле которого сейчас, наверное, с одной стороны

выставлена милицейская засада, а с другой - бандитская. Сразу представилось, как уставшие от долгого бесплодного

ожидания бандиты начинают трепаться за жизнь с не менее уставшими ментами, угощают их сигаретами... Менты в свою

очередь делятся прихваченными из дома припасами. И все в один голос матерят Константина Сергеевича Шумова, который

никак не хочет возвращаться домой, где его ждет столь теплая компания...

- Хоп, - сказал я и уставился на Сидорова.

- Что? Что-то случилось? - вздрогнул он.

- Нет... Просто одна мысль. Ладно. - Я поправил на Сидорове одеяло и слегка пожал ему руку. - Я сейчас вернусь. Нужно

поболтать с подругой. О жизни и о тебе.

- Ага, - кивнул Сидоров. - Только... пистолет не забудь.

- Само собой. - И я засунул «люгер» в карман плаща. Я уже подошел к двери, когда услышал еле слышно произнесенные

Сидоровым слова:

- Костя... Сделай что-нибудь. Вытащи меня... Сделай что-нибудь...

- Не беспокойся, - твердо сказал я. И в этот миг я и сам поверил, что могу кое-что сделать. «Люгер» бился о ляжку и

придавал уверенности.

Анна резко повернулась на звук открываемой двери.

- Не стреляй, начальник, - попросил я.

- Поговорил? - Ее напряженный взгляд встретился с моим.

- Поговорил.

- Успешно?

- Кое-что узнал. Но тебе это может не понравиться.

- Говори, - приказала Анна. - Все, что тебе рассказал Сидоров. От первого до последнего слова.

Так я и сделал. Что самое интересное, на протяжении моего рассказа на лице Анны не отразилось никаких эмоций.

Словно я говорил о вещах, совершенно ее не интересующих. Но это было обманчивое впечатление.

Когда я закончил, она потерла указательным пальцем переносицу и произнесла совсем не то, что я ожидал. Анна не

выругалась и не завопила от ярости (я и вообще не представляю ее вопящей). Она не выхватила пистолет и не состроила

возмущенную физиономию. Она не побледнела и не сказала: «Врешь!» Она не рванулась лично допрашивать Сидорова. Она