Александр Тамоников - Морозный ветер атаки

Немцы ушли отсюда. В дальней части зала сквозь пелену угадывался коридор. Что там? Кухня. Склады. Не выйдут, гады, все равно в тупик упрутся.

Асташкин обогнал командира, бросил в коридор последнюю гранату. Вот и умница! Едва рассеялся дым Шубин оттолкнул подчинённого и первым пошёл в атаку. Запнулся об очередного умирающего, это был не офицер, а его плечистый телохранитель. Он тужился, пытаясь вдохнуть, из верхней части грудной клетки выплёскивалась кровь. Глеб перешагнул через умирающего, теперь тот точно не встанет.

В былые времена здесь находилась кухня. И в годы советской власти служители самого важного из искусств тоже готовили еду. Стояла плита, шкафчики с обросшей грязью, посуда, какие-то столы, разделочная тумба. Покатился по полу эмалированный таз. Что-то мелькнуло между тумбами, словно собака пробежала. Глеб ударил длинной очередью над столом, сбил со стены полки, покрошил глиняную посуду.

- Герр Прайслер, сдавайтесь! Вы проиграли.

Не бывает зверя страшнее загнанного. Показалось перекошенное лицо немецкого офицера. Патроны в автомате закончились, он бил навскидку из служебного «Вальтера». Пуля свистнула в угрожающей близости. Разведчики присели. Кончились патроны в обойме. Майор присел, быстро её поменял, снова открыл огонь. Он стрелял не целясь, игнорировал ответные выстрелы. Пришлось забраться в нишу, переждать трудную минуту. Асташкин повалился на пол, задёргал заклинивший затвор. Остальные благоразумно отступили, укрылись за стеной. Офицер изрыгал охриплую брань. Плен его не прельщал.

И вдруг откуда-то справа, из-за шкафов, простучала очередь. Немец отшатнулся, присел. Это было неожиданно. Кто там ещё? Настя находилась в коридоре. Пули незнакомца прошили столешницу. Потом донёсся басовитый рык и в поле зрения показался отец Кирилл с автоматом в руках. И вновь волнующее зрелище. Грудь колесом, глаза горят демоническим огнём. Очевидно он считал, что патроны в автомате не кончаются и возмущённо зафыркал, когда понял, что магазин опустел. Опомнился немец, вскочил и выпустил в отца Кирилла несколько пуль. Их разделяла от силы семь-восемь метров. Отец Кирилл застыл, качнулся…

Шубин прыжком покинул нишу. Автоматная очередь отшвырнула майора к стене, в таких условиях невозможно брать врага живым. С негодующим криком Глеб перемахнул через стол, кинулся к батюшке. Отец Кирилл всё ещё стоял, глаза были широко открыты, подрагивала борода. Вот он качнулся…

- Отец Кирилл! – Шубин схватил священника за рукав. - Вы ранены?

Он видел как офицер стрелял почти в упор. Отец Кирилл опустил глаза, ряса на правом боку была порвана в клочья, кровь не текла. Глеб лихорадочно его ощупывал. Священник не кричал от боли, не падал. Он вообще не пострадал. Пули только порвали рясу, прошли в миллиметрах от тела.

Фу… - облегчённо выдохнул священнослужитель. - Вот же гад, прости меня Господи! Снова Всевышний сберёг. Второй раз уже.

Шубин засмеялся. Кто бы мог подумать, что он будет переживать за попа.

Герр Прайслер таращился в потолок мёртвыми глазами.

На цыпочках с положенным благоговением вошли разведчики, опасливо поглядели на батюшку, стали неуверенно улыбаться.

- А по воде, аки по суху, сможете, отец Кирилл? - шутливо спросил Карабаш.

- Понервничать заставили, батюшка, - пробормотал Глеб. – А вы молодец. Есть ещё хватка. Вам орден надо дать за такие мирские похождения.

- Не надо мне орден, - облегчённо выдохнул отец Кирилл. - Не моё это, сын мой. Ты лучше себе этот орден возьми и с ребятами вон поделись. Молодцы они у тебя.

- Откуда вы, кстати, взялись, отец Кирилл?

- Так это… - священник немного растерялся. - Анастасия с автоматом убежала. Не уследил, каюсь. А я что, рыжий. Там ещё один остался, подобрал я его. В этой части монастыря ходы запутанные, но я знаю их. В былые времена частенько на кухню с заднего крыльца проникал. Любил поесть, чего уж там греха таить.

Навалилось оцепенение. Бойцы долго отходили как после глубокой анестезии в операционной. Из подвала показались гражданские. Пал Палыч передвигался самостоятельно. Екатерина поддерживала Анну Михайловну. Женщина упала на пол, рядом с останками сына, разрыдалась. Тело Фрола не пощадили осколки гранат, выглядело оно ужасно. Гулыгин пробормотал, что замёрз, надо растопить печку и ушёл в келью возиться с камином. Несколько минут без движения и вот начался озноб.

Люди сновали по монастырю как лунатики. Настя шмыгала носом, потом заплакала и повисла у Шубина на шее. Глеб не возражал и это было очень странно. Тело Гончара вынесли из подвала, укрыли брезентом. Мёртвых диверсантов трогать не стали, с ними до вечера провозишься. Потом курили у камина, мрачно смотрели на огонь. Шевелится не хотелось, настал предел физических и душевных сил, но надо было собираться в дорогу.