Александр Тамоников - Свой с чужим лицом

– Таки бес попутал, Вениамин Георгиевич? – осведомился Глеб. – Вы подались в бега, а все остальные, ведомые стадным инстинктом, полетели за вами. Ситуация была удобная. Боец, который за вами присматривал, оказался в слепой зоне.

– Будем откровенны, лейтенант, – произнес Хлебников. – Ты подумай, пошевели мозгами, поставь себя на наше место. Допустим, ты не ошибся, один из нас и есть Амосов. Двое других вроде ни при чем, однако сутки просидели с предателем в болоте, потом еще двое суток – в землянке. Там он и склонил нас на свою предательскую сторону.

– Что за чушь? – Шубин поморщился.

– Конечно, чушь, – сказал Хлебников. – Но я знаю, что в стране происходит, за своими бравурными репортажами с полей и цехов вижу реальную картину. Хватали народ и не за такое. Стоит в органы попасть, и уже не выйдешь, дело сошьют и за решетку упрячут. Ты это должен знать, поскольку человек неглупый, хотя и молодой. Пусть и ошибся ты с Амосовым, нет тут такого. Но все равно нас закроют, будут пытать, требовать признаться в том, чего мы не делали. В итоге скорый суд, расстрел, в лучшем случае – смерть в лагере.

– Вы не сгущаете, Вениамин Георгиевич? Не возводите ли в систему отдельные ошибки?

– Да иди ты, лейтенант, со своими отдельными ошибками! – Журналист побледнел, задрожала губа, обросшая щетиной. – В тридцать седьмом семерых из нашей редколлегии забрали. Они врагами оказались, в заговорах против товарища Сталина участвовали. Ни один не вернулся. Ведь органы не ошибаются. В начале тридцать восьмого еще четверых взяли, вдогонку, так сказать. Жили мы так, как будто по острому лезвию ходили. Ведь не докажешь, что ты верный ленинец. Органам виднее. Еще через полгода, когда Ежова сменил товарищ Берия, вернулся заведующий международным отделом Марковец. Дело пересмотрели, его оправдали. Но работать он не мог и долго не прожил, почки отказали. В общем, не суди строго, лейтенант. Может, и смалодушничал я, что в бега подался. Моя вина, что остальные за мной побежали. Хочешь, расстреляй или сладкого лиши.

– Куда бежать-то собирались, Вениамин Георгиевич?

– Да хрен его знает. Куда бог пошлет. Но точно не к немцам. Не тот я человек, и зря ты на меня думаешь. К партизанам пошел бы, не к Разжигаеву, так к другим. Потом эта история забылась бы.

– А вы, товарищи, тоже боитесь, что вас закроют и не выпустят? – спросил лейтенант.

– Не знаю, товарищ Шубин. На меня затмение нашло, – сказал Слесарев. – Тут еще немцы под боком гремели, заметить могли. Хреново, когда находишься меж двух огней, а сам ни в чем не виноват.

– Вас бы, товарищ Шубин, на наше место, – заявил Мухавец. – Придумали невероятную историю с детективным уклоном…

– Ладно, все! – оборвал его Шубин. – Надоели вы нам, граждане. Руки чешутся вас пристрелить без суда и следствия. Дойдем до наших и распрощаемся. Пусть делают с вами то, что считают нужным. Невиновных не посадят, не то нынче время. Стране нужны не только военные специалисты.

– Товарищ лейтенант, тут вроде просека недалеко, – подал голос Краев. – Я видел просвет, когда по полю бежали. Это в стороне, метрах в ста. Давайте по ней пойдем. Ее снегом замело, но хоть цепляться не будем за эти сучки.

– Вот ты и ступай на разведку, – распорядился Глеб. – Осмотрись и доложи. Действуй, боец, искупай вину, исправляй свои ошибки.

Идти по просеке действительно было лучше, чем по дебрям. Там разведчиков и догнали полицейские на санях! Щелкали кнуты, возбужденно кричали люди. Красноармейцы впали в замешательство. Откуда?! Вычислили по следам? С дороги заметили, связались с ближайшим населенным пунктом, оттуда и выдвинулось подразделение? Сани – транспорт удобный, дороги не нужны, скорость развивается приличная.

– Вперед, бегом! – прохрипел Шубин.

Он понимал, что лезть в кусты бессмысленно, только увязнешь, перестреляют всех в упор.

Люди бросились наутек. Красноармейцы лягали своих подопечных, орали в уши благим матом. Те тоже прониклись, бежали, как уж могли. Даже для предателя ситуация была безнадежная. Полицаи не будут разбираться, перестреляют всех, кого догонят.

Впереди обозначился плавный косогор, перегиб дороги, достаточный, чтобы укрыть залегших людей. Метрах в двухстах за ним обрывался кустарник, чернела кромка соснового леса.

– Ванины, со мной, остальные – к лесу! – выкрикнул Шубин. – Григорий, ставь пулемет!

– Дай его сюда! – Федор отобрал у брата пулемет Дегтярева, залег за бугром, стал возиться с сошками.