Александр Тамоников - Свой с чужим лицом

Машина тряслась по камням, цепляла слежавшиеся сугробы. В памяти Глеба всплывали перехлесты улочек, основные дороги, ведущие к выезду. Верещагин настаивал, что самый безопасный маршрут – на юго-восток, по улице Кубовой. Там нет стационарных постов, иногда случаются разъезды, мотоциклетные патрули, но если ты удачливый, то есть шансы проскочить.

На перекрестке мелькали какие-то смутные личности. Увидев машину, они стали скидывать с плеч карабины. Один из них заступил дорогу, расставил ноги.

Обер-лейтенант нервно рассмеялся. Мол, вот вы и получили, наглый похититель германских офицеров!

– Ни звука, Кресс, вперед! Ваша смерть уже здесь, – сказал Шубин, привстал и начал грязно ругаться по-немецки, хотя с превеликим удовольствием сделал бы это по-русски.

Фары осветили фигуру в расстегнутом полушубке, светлую повязку на рукаве. Доброй вам ночи, господа полицейские!

– Эй, уйти с дорога, быстро! – Глеб изображал ломаный русский язык. – Германский разведка, абвер!

Мелькали огни фонарей, вырывали из мрака офицерскую униформу, бледные лица. Полицейский попятился с проезжей части, неуклюже отдал честь.

Дорога свернула вправо. Дальше они ехали без приключений, хотя руки обер-лейтенанта срывались с руля. Несколько раз он явно порывался направить машину в сугроб, а Глеб был на грани того, чтобы выстрелить.

Каким-то чудом они покинули городок! Мотоциклетный патруль, завидев офицерские фуражки, не стал останавливать машину.

Вскоре дорога погрузилась в лес. К счастью, она была расчищена. Фары освещали бугристые сосны, проезжую часть, продавленную колесами.

Лес оборвался, образовалась развилка.

– Влево! – скомандовал Шубин.

Из полумрака выплывали холмы, на одном из них смутно выделялся ориентир – вышка заброшенной метеостанции. Дорога снова сворачивала, уходила не туда. Глеб приказал немцу остановить машину, выпрыгнул наружу.

Тут обер-лейтенант вдруг проявил наказуемую резвость, попытался схватиться за пистолет, который Шубин держал в руке, но не успел. Глеб ударил его в челюсть, потом отвесил звонкую оплеуху, для порядка влепил в живот. Кресс откинулся на борт автомобиля, жалобно стонал. Потом его рвало, а Шубин мялся рядом и снисходительно похлопывал немца по спине.

– Кто вы? – прохрипел тот. – Какого дьявола вам от меня нужно?

– Терпение, мой друг. Не будем забегать вперед, договорились? Автомобильную поездку мы уже совершили, теперь немного прогуляемся. Учтите, герр Кресс, если станете плохо себя вести, то пожалеете об этом. На смерть раньше времени не рассчитывайте. Буду бить больно и жестоко, вышибу зубы, сверну нос, раскрошу челюсть. Ну и все такое, дальше сами представьте. Идти вам все равно придется, так что взываю к вашему благоразумию. Не повторяйте попыток отобрать у меня пистолет. Это не пройдет.

Они брели по колено в снегу, ноги у них отнимались. Немец на что-то надеялся, постоянно озирался. Небо светлело неохотно, словно кто-то заставлял его это делать.

Глеб споткнулся. Немец резко повернулся, хотел было броситься на него, но дырочка ствола уже смотрела ему в лоб. Он злобно выругался. Шубин засмеялся, осторожно извлек ногу из переплетения веток, не видимых под снегом, и для профилактики влепил обер-лейтенанту плюху. Впрочем, так, легонько. Не тащить же этого кренделя на себе.

В этой местности не было дорог, вздымались холмы, тянулись обрывистые овраги. Метеовышка теперь находилась слева.

«Кажется, пришли», – подумал Глеб.

Из оврага выбирались люди, бежали навстречу. Это были Мишка Верещагин, братья Ванины, Толик Иванчин.

Обер-лейтенант жалобно застонал, рухнул пластом в снег. Он до последнего надеялся на что-то другое. Добрые люди подхватили его под мышки, поволокли в овраг.

– Товарищ лейтенант, вы снова с нами, – сказал Барковский. – А мы уж не чаяли, думали, вас немцы прибрали, уходить хотели. А вы не один, с уловом!

– Хреновый сегодня улов, – пробормотал Глеб. – Выше обер-лейтенанта ничего не клюнуло. Эй, с этим парнем нежнее, до смерти не бейте, возьмем с собой.

Он съехал в овраг и застыл в оцепенении, не чувствуя холода. Там собрались все, кто выбрался из Бурмихи. Люди лежали в снегу, окутанные табачным дымом, приходили в себя.

Потрясенный обер-лейтенант сидел на коленях, раскачивался как маятник и стонал. Кто-то дружески треснул его по затылку, и пленник повалился в снег.

– Из Бурмихи выбрались все три группы! – отрапортовал возбужденный Верещагин.