Александр Тамоников - Свой с чужим лицом

Глеб выпрыгнул из канавы, схватил за ноги офицера. Гладкие сапоги чуть не выскользнули из его рук. Немец ахнул, но потерял равновесие, упал и ударился головой. Шубин уцепил его за ремень и поволок в канаву. Офицер приподнял голову и что-то выкрикнул. Глеб ударил его кулаком в челюсть. Он уже не обращал внимания на то, что происходило вокруг. Главное, поменьше стрельбы!

Косаренко выскользнул из канавы вслед за ним, набросился на унтер-офицера. Тот онемел от страха, в горле у него перехватило. Разведчик ударил фашиста ножом и бросил на дорогу. Немец трепетал, пытался приподнять затылок.

Несколько человек устремились к полосатой будке. Там началась свалка, хлопнул выстрел.

Шубин стиснул зубы. Это очень плохо! Но иначе невозможно, они же не волшебники.

Глеб стащил офицера в канаву, снова награждал его ударами. Кулак у Шубина онемел. Из глаз гауптмана сочился страх, он еще дергался. Лейтенант схватил его за горло, стал душить. Тот захрипел, тело его ослабло.

Захват колонны происходил стремительно. Бойцы неслись к дороге, преодолевали канаву. Хохотнул Григорий Ванин, перепрыгивая через командира. Дескать, больше не вырастите, товарищ лейтенант. Нашел время шутить.

Группа разделилась на две части. Партизаны и красноармейцы работали ножами и прикладами. Однако обойтись без выстрелов уже не получалось. Попятился за шлагбаум караульный, вскинул автомат, выдал короткую очередь, впрочем, ни в кого не попал. Длинноногий партизан Пашка Артемьев набросился на него, свалил с ног, бил ножом и что-то приговаривал.

Один из жандармов бросил карабин с заклинившим затвором, перепрыгнул через водосток и пустился в бега. За ним помчался Федор Ванин, швырнул нож. Бросок вышел мощный, точный. Но, к сожалению, нож ударился в спину рукояткой. Солдат не разобрался, от страха у него подкосились ноги. Он рухнул лицом в снег, а встать уже не смог. К нему подбежал Федор, стал бить в затылок прикладом.

Вторая группа атаковала грузовичок с охраной, еще двое или трое – кабину трехтонника. Водителя ведомой машины бойцы выдернули из кабины так быстро, что он не успел схватиться за автомат. Охранники груза почуяли неладное, стали выпрыгивать из кузова.

Партизаны прижались к борту. Это было лучшее решение. Когда все фрицы столпились у заднего борта, они набросились на них вшестером, оттеснили, сбросили в канаву, били ножами, кулаками, прикладами. Фактор неожиданности сработал в лучшем виде. Ни один из этих немцев не выстрелил.

Зато успел открыть огонь водитель трехтонника. Он до последнего оборонял свой ценный груз, пулей сбил с партизана шапку и расплатился за это по полной программе. Боец яростно колотил его лбом о подножку, отпустил, лишь когда иссякли силы.

– Товарищ лейтенант, в будке все чисто! – доложил запыхавшийся Карабаш. – Трое их там было. Мы всех вырезали к чертям. Офицер проснулся, стал возмущаться, что так война не делается. Странный был человек.

– Вы молодцы, Леха.

«То, что нашумели, это плохо, но было всего лишь несколько выстрелов. Авось пронесет, – подумал лейтенант. – Из Бурмихи никто не ехал, немцы не могли среагировать мгновенно. Может, не слышали? Однако рассчитывать на это не стоит. С обратной стороны дороги тоже все было тихо, посторонние машины к посту не приближались. Долго ли продлится везенье?»

– Леха, слушай сюда, – пробормотал Глеб. – Времени в обрез, работать пулей. Четверо, ты в том числе, должны переодеться в то, что не особо окровавлено. Остальные в кузов. Сам сядешь за руль головной машины. Я с тобой. Тела в кювет на ту сторону, присыпать снегом. Ищите канистры с бензином. Живо, боец! У нас в запасе четыре минуты.

Он бросился к ведомому грузовику, вскарабкался в кузов. Все отлично. Там ящики со снарядами и минами. Впрочем, кузов был забит не полностью. В нем хватало места для нескольких бойцов.

Шубин спрыгнул на дорогу, побежал обратно.

Люди возились, вытряхивали трупы из обмундирования, сбрасывали в кювет. Косаренко отыскал лопату в кузове, стоял на краю водоотводной канавы, засыпал тела снегом. Работа двигалась к завершению.

Самое смешное состояло в том, что избитый и задушенный гауптман еще подавал признаки жизни. Он пускал пену изо рта, пытался продохнуть. Шубин стянул с него шинель, сапоги, отыскал фуражку, похороненную под снегом. Он в спешке облачался во все это, проверил пистолет в кобуре, документы на груз в планшете из мягкой кожи, удостоверение личности.

Лейтенант преображался так не впервые. Дело было привычное, душа терпела. Кто он на сей раз? Шубин посветил фонарем. Гауптман Отто Шпигель, заместитель начальника штаба 225-го артиллерийского полка.