Александр Тамоников - Свой с чужим лицом

В опрятном, недавно окрашенном строении, видимо, до оккупации размещался сельсовет. Над входом тускнела табличка, но вместо советской символики под ней красовался германский плакат. Мускулистый вояка насаживал на штык кучку ничтожных человечков. Они визжали, болтали ножками. Сопроводительная надпись отсюда не просматривалась. У здания стоял пустой мотоцикл.

За калиткой курили двое. Мужики как мужики, если бы не повязки на левых рукавах.

Откуда взялось столько предателей? Ведь кучу народа пересажали, тех же антисоветчиков. Кто эти люди? Порой у Глеба возникало ощущение, что в тридцать седьмом были репрессированы не те враги народа, которые этого заслуживали.

Мужчины оживленно общались, курили немецкие сигареты.

Эта волынка начинала раздражать Шубина. Он сместился еще на семьдесят метров. Разведчики потянулись за ним.

На этот раз Глеб разглядел хоть что-то. Под горкой, за кучкой построек хозяйственного назначения, виднелась задняя часть опрятной избы. Внутренний дворик был сравнительно просторен.

На заднем крыльце курил сутулый мужчина в белом халате, наброшенном поверх фуфайки. Он был какой-то нервный, переминался с ноги на ногу, жадно затягивался, зажимая окурок большим и указательным пальцами. На двери черного хода висел точно такой же плакат.

Шубин оживился. Вот и медпункт. Лейтенанта особо радовало то обстоятельство, что не нужно переходить дорогу. Заведение явно не было переполнено, но пациенты имелись. Сутулый тип выбросил окурок в ржавый бидон, заспешил в избу.

Тут же вышел покурить еще один тип, крепкий, уверенно стоящий на ногах, но с перевязанной рукой. Он щелкнул зажигалкой, с наслаждением затянулся.

Разведчикам пришлось ждать, пока он уберется. Этот фрукт мог заметить движение на склоне. Шубин сместился еще на тридцать метров, скорчился за корягой, продолжал вести наблюдение.

По словам Измайлова, Глебу нужна была вторая изба к западу от медпункта, белые наличники, уродливая рябина во дворе. Да в этой деревне все они были такими. Впрочем, нет. В палисаднике произрастало чересчур искривленное дерево с толстыми ветвями, на которых алели гроздья. Птицы еще не склевали замерзшие ягоды. Наличники вроде белые, если не замечать облупленной краски. Крыльцо располагалось на задней стороне.

Шубин подполз ближе, залег за косогором.

В этой части деревни было тихо.

Хозяева дома были на месте. Из трубы курился дымок.

Лейтенант терпеливо ждал, осматривался. Пожилой мужчина протащил по улице тележку с бидоном. Возник еще один, с вязанкой хвороста на горбушке.

Наконец из дома вышел плотный дядечка лет пятидесяти без верхней одежды, в ватной жилетке и треухе, заломленном на затылок. Он, прихрамывая, перебрался в сарай, и там что-то загремело. Мужик вытащил жестяной бак, поволок в дом, на крыльце остановился, чтобы передохнуть, пристроил ношу себе под ноги. На вид обычный селянин, в армию не попал по хромоте, да и по возрасту, видимо. Он постоял пару минут, потом посторонился.

Открылась дверь. Из дома вышла молодая женщина в ватнике, наброшенном на плечи. Она держала в руках таз с отходами, добежала по снежку до отхожей ямы, расположенной на краю участка, выбросила в него мусор и, поеживаясь, вернулась в дом. Мужик ей что-то бросил, женщина кивнула. Хлопнула дверь. Дядька посмотрел по сторонам, взялся за бак и занес его в дом. Захлопнулась дверь, оснащенная пружиной. Настала тишина, даже собака в деревне перестала брехать.

Обстановка играла на руку разведчикам. Дворик замкнут, с улицы не видно, что происходит внутри.

Шубин решился. Он обернулся, снял варежку, поднял три пальца и махнул рукой. Три фигуры в маскхалатах отделились от деревьев. К лейтенанту бесшумно подбежали братья Ванины и Толик Иванчин. За рацию в это время отвечал Барковский.

– Ложись, – прошептал Глеб. – В общем, так. Я иду первым, буду прощупывать местное население. Вы следом, только не светитесь, прячьтесь за сараями, за баней. В дом не заходите, держите периметр.

– Понятно, командир, – сказал Григорий. – Да мы справимся, не волнуйтесь.

На участке по-прежнему было тихо. Через дорогу две бабы у себя на огороде затеяли перепалку, ругались бранными словами.

Скрипнула дверь, прозвучал рассерженный мужской окрик:

– Эй, заткнитесь, спать мешаете!

Бабы мигом перестали ругаться. В деревне, похоже, царил суровый патриархат.

Шубин скатился по склону, перелез через плетень и побежал за ближайший сарай. Двор был не прибран, из-под снега выглядывал мусор, обломки разобранной сараюшки. Глеб скинул с плеча автомат, пересек двор. Мест для укрытия здесь действительно хватало. Справа громоздились деревянные бочки, там же имелся проход в боковой палисадник.