Андрей Воронин - Спецназовец. Власть закона

— А вон кто-то едет!

Мужчины повернули головы в направлении, которое указывала ее вытянутая рука, и увидели над морем выжженной травы разрастающееся прямо на глазах густое облако красной пыли. Пыль, вне всякого сомнения, была поднята колесами какого-то транспортного средства, и это транспортное средство приближалось, причем с очень приличной по местным меркам скоростью.

Генерал был уже в дверях, когда его окликнули. Он ожидал этого, поскольку, вставая из-за стола, заметил произошедший между господами банкирами обмен короткими, но выразительными взглядами. Ему опять подумалось, что приобретенная вследствие ранения в голову светобоязнь может расцениваться не только как увечье, но и как своего рода дар, особенно для человека его профессии, поскольку вынуждает носить темные очки. Надеть темные очки, разумеется, может каждый, но носить их в помещении — дурной тон. Окружающие вечно подозревают чересчур горячего приверженца этого аксессуара то в глупом подражании какому-нибудь кумиру, то в желании придать себе загадочный, «шпионский» вид, то в неодолимом пристрастии к алкоголю, а то и в дурных намерениях — иначе зачем человеку так старательно прятать глаза? Что бы они ни думали, их реакция на темные очки всегда одинаковая, а именно негативная, что создает владельцу очков массу мелких неудобств. А когда всем и каждому известно, что у тебя чересчур чувствительная к свету сетчатка, подозрительность окружающих сменяется сочувствием, на фоне которого все как-то забывают, что ты вовсе не слепой и, загородившись темными стеклами, можешь беспрепятственно и совершенно безнаказанно смотреть, куда тебе заблагорассудится.

— Прошу прощения. Если вас не затруднит, нам хотелось бы отнять еще минуту вашего драгоценного времени, — сказал все тот же Дмитрий Семенович, переставший притворяться глухонемым и более не пытавшийся скрыть свою руководящую роль в сидящем за столом переговоров триумвирате.

— К вашим услугам, — сказал Ростислав Гаврилович. Секретарша, появившаяся на пороге, чтобы проводить его до лифта, молча попятилась в приемную и тихо закрыла за собой дверь. — Я почему-то так и знал, что ваше «пока» долго не продлится.

Дмитрий Семенович молча проглотил очередную шпильку и, вежливо привстав, указал генералу на только что покинутый им стул. Алексеев вернулся к столу и уселся.

— Слушаю вас. Вы ведь явно высказались не до конца.

— А почему, если не секрет, вы в этом так уверены? — холодновато осведомился Альберт Эммануилович.

— Не секрет, — усмехнулся генерал. — У каждого разумного, воспитанного человека всегда остается про запас что-то, что он мог бы сказать, но не сказал в ходе обсуждения того или иного вопроса. А у менеджеров вашего уровня это «что-то» наверняка имеет очень внушительные размеры. Это — вообще. А если говорить о данном конкретном случае, ваша заинтересованность в этом деле вряд ли ограничивается желанием получить информацию. Информация может вам не понравиться, и сам факт нашей беседы прямо указывает на то, что такой вариант представляется вам весьма вероятным. Я бы даже сказал, наиболее вероятным. Если все плохо, надо что-то делать, чтобы снова стало хорошо. Ну, или покориться судьбе, сложить руки на груди и величаво уйти на дно. Что, как мне кажется, для вас неприемлемо.

Банкиры снова, уже не скрываясь, обменялись многозначительными взглядами.

— С вами приятно иметь дело, — сказал Дмитрий Семенович. — Откровенно говоря, мы действительно не на шутку обеспокоены. Верхнюю Бурунду снова стали часто упоминать в выпусках новостей, и то, что мы сегодня о ней слышим, не внушает оптимизма. Возможность того, что в ближайшее время данное государство прекратит свое существование, в свете этих новостей представляется вполне реальной…

— Что автоматически превратит ваше эксклюзивное право на десятилетнюю разработку угольного месторождения в пустой звук, верно? Государство, исчезнувшее с политической карты мира раньше, чем успело там появиться, — это и не государство вовсе, а так, маленький грустный курьез. Его президент — не президент, а просто частное лицо, дезертир и мятежник, и заключенный с ним договор не имеет никакой законной силы: это — обыкновенная бумажка, испачканная чернилами, не более того. С вами на эту тему никто и разговаривать не станет: кому выдали кредит, с того и спрашивайте.

— А спросить скоро станет не с кого, — подхватил Дмитрий Семенович. — Вы ухватили самую суть — и ситуации, и нашей просьбы. Нам видятся только два приемлемых выхода из сложившегося положения. Первый: помочь президенту М’бутунга удержать власть и всемерно способствовать укреплению государственности Верхней Бурунды, что, в свою очередь, поспособствует выполнению условий кредитного договора…