Андрей Воронин - Спецназовец. Власть закона

Бритоголовый наконец справился с замком наручников и высвободил из-за спины африканца его правую руку, намереваясь приковать ее к подлокотнику кресла. Внезапно черная с розоватой изнанкой ладонь сомкнулась на запястье бритоголового, сдавив его с неожиданной, пугающей силой; левая рука пленника метнулась вперед, как атакующая кобра, и вцепилась скрюченными пальцами в глотку охранника. Одновременно с этим африканец резко поднял согнутую ногу; челюсти седого тюремщика лязгнули, когда колено пленника со страшной силой ударило его в подбородок, и он мешком пятнистого тряпья отлетел к стене.

Черные пальцы все глубже вонзались в горло противника, мертвой хваткой стискивая кадык. Африканец ударил бритоголового в лицо кулаком свободной руки, из сломанного, свернутого набок носа ручьем хлынула кровь, и бритоголовый скорчился на полу, схватившись обеими руками за раздавленную гортань. Он хрипел и кашлял, брызгаясь кровью, ноги в начищенных до блеска армейских ботинках судорожно скребли по бетону.

Африканец уже был на ногах. Пистолет бритоголового в мгновение ока перекочевал из кобуры на его боку в руку недавнего пленника. Это был «стечкин» — излюбленное, хотя и слегка морально устаревшее оружие русского спецназа. Он обладал массой достоинств, главным из которых африканцу в данный момент представлялся его солидный вес. Второй охранник уже начал подниматься с пола, пьяно поматывая головой, и пожилой нелегал использовал упомянутое достоинство, с силой обрушив рукоятку пистолета на покрытый короткой седой щетиной затылок. Охранник издал странный квакающий звук и ничком распластался на полу. Африканец склонился над поверженным противником, а когда выпрямился, в руках у него было уже два пистолета, а карман тесноватой для него светлой куртки оттягивали две запасные обоймы.

Из коридора послышалось приближающееся дребезжание, и через несколько секунд вернувшийся Швырев вкатил в камеру металлический столик на колесах, вроде тех, на которых зубные врачи раскладывают свои похожие на орудия палача-изувера профессиональные причиндалы. Сходство усиливалось тем, что на вафельном полотенце, покрывавшем верхнюю поверхность столика, действительно были разложены всевозможные инструменты и приспособления — вряд ли имеющие отношение к зубоврачебной практике, но не менее, а может быть, и более жуткие, чем разнокалиберные сверла и блестящие, с хищно изогнутыми челюстями щипцы дантиста.

Преодолевая высокий порог, майор сосредоточил внимание на столике, опасаясь рассыпать свой пыточный арсенал. Эта осторожность дорого ему обошлась: творящийся в камере непорядок Швырев заметил, когда было уже поздно. Не тратя времени на придумывание новых приемов, притаившийся за дверью пленник ударил его по затылку рукояткой «стечкина», и гордящийся своим майорским чином унтер рухнул, с грохотом опрокинув столик. Вскоре он уже был прикован к креслу двумя парами наручников, а во рту у него, плотно туда забитое, торчало кепи одного из охранников, для надежности закрепленное обернутым вокруг головы брючным ремнем.

Поставив оба пистолета на боевой взвод, пленник бочком выскользнул из камеры. Помимо вполне объяснимых тревоги и растерянности, он испытывал знакомое чувство душевного подъема, приходившее в минуты опасности, которую он был в силах преодолеть.

Правда, в такие переплеты он не попадал уже давненько, а пожалуй, что и никогда. Стоивший немалых усилий и очень большой крови пост президента самопровозглашенной республики Верхняя Бурунда с некоторых пор стал полковнику М’бутунга нужен, как запущенный сифилис, да и радости приносил немногим больше. Пьер Мари М’бутунга был матерый лис и, как любой лис, заранее позаботился о том, чтобы в норе, которую представляло собой его государство, имелся запасной выход. Когда правительство, против которого он уже не первый год небезуспешно воевал, внезапно двинуло на него невесть откуда взявшиеся танки и боевые вертолеты, господин президент понял, что настало время этим выходом воспользоваться. Он уже выжал из мероприятия, именуемого борьбой за независимость Верхней Бурунды, все, что можно, и даже немножечко сверх того. Спору нет, деньги на покупку оружия у него в этот момент имелись, и недостатка в соответствующих предложениях его превосходительство не испытывал. Чего ему не хватало, так это времени; к тому же он не без оснований полагал, что сумеет найти деньгам лучшее применение, чем закупка танков, которые пережили «Бурю в пустыне» и были устаревшими уже тогда, когда Россия продавала их Саддаму Хусейну.