Андрей Воронин - Комбат. Идеальное вторжение

— То есть вы должны меня к нему отвезти? — сообразил Жирносек.

— Так и отвезем, без проблем. Давай, собирайся.

Богдана Ильича усадили в громадный внедорожник. Все же Жирносек продолжал испытывать некоторое волнение, и окончательно успокоился, когда машина заехала во двор роскошного особняка пресловутой Рублевки. Тут громилы резко отошли в тень, а гостем занялся культурный молодой человек, одетый в безукоризненный костюм. Он провел Жирносека в здание. С первого взгляда Богдана Ильича поразило его роскошное убранство, но полюбоваться им Жирносеку не дали. Молодой человек провел его в кабинет, где на диване раскинулся мужчина лет сорока. Богдан Ильич, ожидавший увидеть дряхлого старика, тут же предположил: «Наверное, сын умирающего, которому не терпится поскорее дорваться до родительского наследства. Сейчас начнет меня инструктировать, как уболтать на заморозку своего папашу».

Жирносек ошибался. Он видел перед собой владельца особняка, внедорожника и еще многих дорогих вещей. Звали мужчину Давидом Рустамовичем Чаидзе. Начинал он рядовым исполнителем в банде известного вора в законе. Однажды Давид Рустамович совершил прокол и угодил за решетку. В лагерном бараке оказалось несколько человек конкурента. Какое-то время они ограничивались мелкими пакостями, но затем пришло известие, что патрон Чаидзе завалил их главаря. Конкуренты решили отыграться на Давиде Рустамовиче. Они его избили до потери сознания и выкинули из барака умирать.

Смерть казалась единственным возможным исходом, тем более, что на улице было двадцать градусов мороза. Но Чаидзе каким-то чудом очнулся и в закутке между двумя бараками, куда не заглядывали ночью охранники, прыгал, отжимался, приседал, превозмогая жуткую боль в избитом теле. Он сумел выжить и при этом не стал ради своего спасения звать на помощь караульных, решил проблему собственными силами.

Так Давид Рустамович сделал первый шаг к своему возвышению. За потрясающую жажду жизни и при этом готовность умереть, лишь бы не привлекать к разборкам внимание лагерной администрации, он заслужил уважение сидельцев. Обидчики Чаидзе теперь обходили его стороной. Им ясно дали понять, что новый беспредел будет пресечен с максимальной жестокостью.

Увы, ночевка на морозе имела катастрофические последствия, особенно учитывая горячий южный темперамент Давида Рустамовича. Теперь любить женщин он мог только платонически. Но это, безусловно, трагическое явление имело и положительные моменты. Все свою кипучую энергию Чаидзе направил на дело. Кроме того, утрата способности к половой жизни озлобила Давида Рустамовича до крайности, что положительно сказалось на его положении в группировке, когда он вышел на волю. Одно время у братвы складывалось впечатление, что Чаидзе ищет смерти — настолько дерзко, решительно и жестоко он действовал во время разборок. Возможно, так оно и было на самом деле. Стоит ли любвеобильному человеку дорожить жизнью, в которой нет места прекрасному полу?

Но, как часто бывает, смерть обходила Давида Рустамовича стороной. Да что там смерть! За все время он получил лишь несколько царапин, которые только при очень большом желании можно было назвать ранами. А другие члены группировки, в том числе стоявшие на более высоких ступенях, с завидным постоянством оставляли этот бренный мир. Особенно большие потери группировка понесла, когда бандиты-славяне объявили войну зверям, то есть выходцам с Кавказа. Когда противоборствующие стороны осознали, что самый худой мир лучше доброй войны, Чаидзе с некоторым даже удивлением понял, что оказался в пятерке самых авторитетных людей команды. В основном произошло это из-за потерь, хотя и личные качества Давида Рустамовича сыграли определенную роль. Впрочем, не только положительную, но и отрицательную.

— Я не хочу, чтобы этот мясник своими решениями влиял на жизнь команды. Руководить должны не головорезы, а люди, умеющие думать, — высказался лидер группировки в адрес Чаидзе.

Случилось это, когда окончательно рассеялся дым войны, и набравший силу Давид Рустамович сделал то, о чем мечтал с той морозной ночи, перевернувшей всю его жизнь. Его люди нашли и отловили троих зэков, избивших и вышвырнувших Чаидзе из барака.

— Я вас не буду убивать, — пообещал Давид Рустамович побледневшим от ожидания мучительной смерти мужчинам. — Вы же оставили мне жизнь. Я отниму только то, что потерял из-за вас.

По знаку Чаидзе пленников раздели, и Давид Рустамович лично ухватил раскаленные клещи. Через секунду раздался крик одного из мужчин, в котором было мало человеческого. Чаидзе не отказал себе в удовольствии и задержал руку с сомкнутыми клещами. А потом резко дернул. Вопль захлебнулся, мужчина судорожно дернулся и обмяк. Первый обидчик Давида Рустамовича умер от болевого шока. Два остальных оказались крепче, испытание выдержали, но Чаидзе — вот беда — не подумал заранее об их дальнейшей судьбе. Обоих мужчин связали и бросили в подвал — пока их мучитель не решит, как с ними быть дальше. Решал Давид Рустамович долго, больше суток, а пленники, чьи раны никому и в голову не пришло хоть как-то обработать, все это время оставались в холодном подвале. Тут бы и здоровый не выдержал, что уж говорить о людях с тяжелейшими травмами и потерявшими много крови.