Андрей Воронин - Комбат. Восемь жизней

— Как вы понимаете, я не промахнулся и учел возможность рикошета. Итак, еще раз мои условия. Никакой слежки и филерства. В двадцать ноль-ноль Алена Игоревна одна, без кавалеров и подружек в радиусе трех километров от нее, входит в помещение по указанному адресу, получает из моих рук своего сына и спускается в метро. Там пусть делает что хочет — едет домой, к вам, в аэропорт. И еще — я человек, умеющий хранить верность боевой дружбе. Это тебе, чмо, на заметку, — он едва заметно повернулся в сторону бледного молокососа, стянувшего трикотажную маску с покрытого холодным потом лица и поддерживающего больную руку здоровой. — Воевал я много, и друзей у меня не счесть. В следующий раз резану пониже пупка — навсегда забудешь об эрекции, — поучительно приговаривал он, разряжая отобранные стволы.

Про эрекцию Рублев блефовал — лишь в смертельном бою он бы полоснул человека внизу живота — грязная зона, кишки, мочевой пузырь, страшные инфекции.

— Передай своим клиентам и клиенткам, что Борис Рублев лично проконтролирует ситуацию, а его люди будут стрелять в любого, кто покажется подозрительным. Про Петю скажу так: он в полном порядке, и рисковать его жизнью я не собираюсь. Алена сделала большую ошибку, доверив свои проблемы вам. Запасные обоймы на стол и вон из квартиры! Я должен отчетливо видеть в окно, как вы все трое сели в автомобиль и уехали!

Комбат отлично понимал, что встал на тропу войны с опасным противником. За себя он бояться не умел, но приходилось учитывать масштаб человеческой подлости. Время дон кихотов закончилось, и отец несовершеннолетнего парня не может не понимать, что у него есть уязвимое место — сын. Тем более если сын узнан, обижен, и не один, а с подругой — девчонкой четырнадцати лет.

Танюша, увидев, что дядя Боря запирает за обидчиками дверь, бросилась к нему на шею и прижалась так крепко, словно хотела прирасти. Сережа, очень бледный и сосредоточенный, продолжал сидеть там, где его посадили бандиты.

— Прости, сын, я не мог этого предусмотреть! Прости, мой мальчик! И ты, Танюшка, не сердись…

— А если бы она не позвонила? — тихо произнес Сережа, глядя в пол. — Если бы не успела вынуть мобилу или первая в квартиру зашла?

Девочка разжала руки и удивленно уставилась на товарища:

— Ты что, Сережа?! Он же нас спас! Нас бы в заложники взяли!

— Или трахнули бы вот на этой самой постели по очереди и сняли на видеокамеру. Завтра вся школа смотрела бы в Интернете, как я тебя ублажаю или ты меня!

Мальчик говорил зло, отрывисто, его захлестывало негодование. Очевидно, картинки из прошлого, из беспризорной вокзальной жизни, придвинулись ближе, напомнили о другой жизни по другим законам.

Комбат почувствовал растерянность — мальчик был сильно напуган. Никто и нигде не гарантирован от неприятностей — такова реальность. Но, как говорится, знаешь про выбоину — объезжай или подбрось соломки. Они с Андреем догадались спрятать маленького чужого Петьку, но не позаботились о родных Сережке и Танюше. Прежде чем затевать войну — эвакуируй женщин и детей — это правило необходимо соблюдать без исключений. Рублев приготовился объясняться и просить прощения. Глядя на своего сына, он на время забыл о чужом. Слова находились непросто — человек дела, Борис боялся нарочитости, не хотел показаться неискренним. Впервые Сережа высказал ему свою обиду, и объясниться было просто необходимо.

Но вмешалась, и очень кстати, Танюша. Она, как переспелая грушка, буквально свалилась на пол с шеи своего спасителя и как-то не по-детски порывисто рванулась к Сереже. Не стесняясь, обхватила, прижала к себе его стриженую голову и запричитала тоненьким голоском:

— Все-все-все, они ушли. Не нужно бояться ни за меня, ни за нас обоих. Если бы я не успела позвонить, что-то другое спасло бы нас. Я знаю, я верю… Ты достаточно настрадался, чтобы снова это испытывать…

Приговаривая, она раскачивалась из стороны в сторону, натягивала на ладошку манжет светлой шелковой рубашки и промокала им мокрые от слез щеки своего друга. У Рублева вдруг защипало в носу и в глазах. Он десятки раз слыхал или читал, что так бывает, если кто-то взволнован или растроган, но сам если и испытывал подобные ощущения, то в таком раннем детстве, что и вспомнить невозможно.

Зазвонил телефон — это был Подберезский. Комбат распечатал пачку сигарет и вышел на кухню под раскрытую форточку. Коротко рассказал, в чем дело, и попросил Галю собрать Петьку.