Андрей Воронин - Комбат. Восемь жизней

— Что-то уж больно круто замешано, Андрей. Не врубаюсь я. Человеческого ребенка на зверя перекраивать? Зачем? Куда потом таких зверей?

— Не знаю, Илья. Я вообще ни цирков, ни зоопарков не признаю. И в кунсткамере не был — неинтересно мне это. Я на ошибки природы любоваться не умею, только на достижения. Ладно, дружище, хватит философии. Добрались. Это бунгало сквозь ветки светится?

— Оно самое, других здесь нет, — тихо ответил Илья.

— Для начала обогнем дом и организуем два наблюдательных поста. Однако, как странно пахнет?

Илья, повернув лицо по ветру, принюхался и сжал зубы. Оба мужчины, к сожалению, знали, как пахнет несвежая человечина.

Господин Волошко решил действовать последовательно. Сначала — встретиться со Светланой и прокатиться по ее «детским площадкам». Лично взглянуть на найденышей. Но издали, чтобы маленький Петя, если он там, не бросился на шею с воплем: дядя Ваня!

На это хватит половины дня. Встречаться с мэром и вице-мэром можно поручить супруге — пусть учится публичности. Пока будет длиться официальная часть, надо успеть наведаться в «Катерина Альпик», проверить, как ведет себя несостоявшаяся возлюбленная. Для присмотра за ней он уже вызвал знакомого доктора, того самого переговорщика-психотерапевта Виталия Юрьевича, который так замечательно зарекомендовал себя во время первой Алениной реабилитации. Теперь, когда цель общения с «вновь потерпевшей» была диаметрально противоположной, приглашать случайных людей Волошко не желал.

Доктор прибыл в Сочи вместе со Светланой под видом Витиного приятеля. Его встретил новый автомобиль с незнакомым шофером и увез в неизвестном направлении. Если честно, попутчик не был приятной компанией, в течение всего полета он дремал, уронив на лицо газетный лист. Светлана, несколько раз пытавшаяся завязать беседу просто так, от скуки, разобиделась на откровенное хамство. Гость захрапел, что называется не успев опуститься в кресло, — она даже лица его толком не рассмотрела. Не помогли ни дорогие напитки, ни экзотические фрукты, ни суши из хорошего ресторана. Повара и кухни в личном самолете Ивана Волошко не было, и Светлана услужливо изображала радушную хозяйку — и наливала, и подавала. Объяснялось это отнюдь не скупостью, а нежеланием иметь на элитном борту лишних свидетелей. Знала бы она, зачем на самом деле летит в Сочи Виталий Юрьевич, — сбросила бы газету на пол и нахлестала бы «соню» по щекам. Хотя, сделай она это, убедилась бы, что тот ни на секунду не уснул, напряжен и напуган.

Но госпоже Волошко и в голову не пришло, что чье-то коварство изощренней ее собственной изобретательности. Она, как и многие начинающие преступники, мнила себя особенной, выдающейся, сверхпроницательной.

Иван предупредил жену по телефону, что не сможет ее встретить у трапа самолета — занят на бизнес-встрече. На самом деле он желал передать свою обезумевшую пленницу Виталию Юрьевичу из рук в руки. Важно было лично объяснить профессионалу, какая судьба уготована Алене Зерновой.

— Она сейчас несколько заторможена — мало ест, пьет много алкоголя, почти не спит, ни с кем не разговаривает. Лично мне неясно, есть ли у нее какие-то планы, что она думает обо мне, о себе, о нас, помнит ли хоть что-то из того, что случилось в последнее время с ней, с ее ребенком. Ваша задача — поддерживать в ней именно это состояние. Понимаете? Сумеете сразу узнать, что у нее на уме, — хорошо. Не сумеете — старайтесь. Но главное — не разбудите. Пусть спит на ходу, пусть забудет, кто она и откуда. Справитесь — получите вчетверо больше, — на стол лег чек на пять тысяч долларов.

Виталий Юрьевич внутренне ужаснулся. Он понял, что, если не справится, живым, скорее всего, он не уйдет. Если жизнь ему дорога — надо подчиниться и подчинить себе несчастную Алену.

Пациентка представляла собой плачевное зрелище. Она равнодушно подняла глаза на старого знакомого, криво усмехнулась, сделала очередной глоток коктейля из водки с мартини. Лицо ее было бледно-серым, глаза запали, волосы висели неприбранными космами. За месяц, который прошел с момента их последней встречи в метро, Алена вдвое похудела, пальцы рук казались узловатыми, как у старухи. Дорогой элегантный пеньюар смотрелся на острых плечах неуместно.

— Работенка предстоит, — подумал доктор, присаживаясь рядом с подругой хозяина.

— Привет, коллега, — одними губами произнесла женщина. — И ты попался?

— Доброе утро, красавица! Надеюсь, не забыли меня? — голос Виталия Юрьевича был добрым, душевным, искренним. Но в глазах бывшей учительницы не мелькнуло ни одной искры заинтересованности или признательности, ни даже элементарного любопытства к вновь прибывшему. Только беспросветные тоска и безысходность.