Андрей Воронин - Хранитель света

— Как там у вас погода? — спросила Даша.

— Жара несусветная, и опять, кажется, леса горят.

— А у нас все еще льет как из ведра, — сказала Даша. За окном вовсю светило солнце, но в Париже действительно шел дождь, она только что убедилась в этом, включив телевизор и посмотрев сводку погоды. — Слышишь, как хлещет?

Она повернула телефон в сторону открытой двери ванной, где все еще плескался под душем Дэн.

— Кошмар! — ужаснулся отец. — Какой-то всемирный потоп! Бедная моя девочка! Смотри не простудись. Главное, следи, чтобы ноги были сухими.

— Должна тебя огорчить, папуля, — меняя тон, ласково промурлыкала Даша. — Боюсь, настало время снова проявить родительскую заботу.

— То есть? — осторожно спросил папуля, который, разумеется, все прекрасно понял, но решил, как видно, на всякий случай прикинуться дурачком — авось пронесет.

«Дудки, — подумала Даша и медленно легла на бок, вытянув ноги и облокотившись на руку, в которой держала телефон. — Дудки, не пронесет!»

— Ну, то есть, — капризно сказала она, придирчиво оценивая в зеркале свою позу и находя ее безупречно изящной и неотразимо соблазнительной. — То есть… Как будто ты не понимаешь! Одним гранитом, папуля, сыт не будешь.

— Что, опять?! — ужаснулся папуля, преуспевающий московский банкир Андрей Васильевич Казаков. Даша могла поспорить на что угодно, что на этот раз папуля был искренним на все сто процентов, а может быть, и на сто пятьдесят. Он немного помолчал, явно борясь с раздражением, а потом осторожно сказал: — Помнишь, солнышко, я тебе в детстве книжку читал? Очень ты Корнея Чуковского любила. Помнишь, как там было?.. «Постой, не тебе ли на прошлой неделе я выслал три пары отличных галош?»

— Ну, папуля! — умильным голоском несмышленой девчушки пролепетала Даша. Пока отец произносил свою речь, она плавно выпростала из просторного рукава рубашки левую руку, переложила в нее телефон, привстала и дала рубашке соскользнуть с правого плеча. Теперь она лежала на белом шелковом покрывале нагая, загорелая и прекрасная — не просто красивая или привлекательная, а именно прекрасная — от кончиков пальцев на ногах до кончиков густых, влажных после душа волос. Разглядывая в зеркале свое отражение, она вдруг задумалась о том, как причудливо порой тасуется колода человеческой наследственности. Нет, в самом деле, как мог папуля, этот плешивый бородавчатый бронтозавр, произвести на свет такую красоту? Или это был не папуля? Может быть, он тут вовсе ни при чем? И мама умерла, спросить не у кого… Да она бы и не сказала, наверное. — Ну, папуля! — повторила она. — Ну что ты, в самом деле! Здесь же все-таки не Воронеж, а Париж! Ты что мне предлагаешь — Корнею Чуковскому позвонить?

Из ванной вышел Дэн. Остаток этого дня у них был спланирован заранее, и одежде в этих планах не отводилось ровным счетом никакого места, поэтому Дэн вошел в комнату в том же костюме, который сейчас был на Даше. Он тоже был прекрасен — загорелый Аполлон с мокрой смоляной гривой до плеч и восточными чертами лица. На левой стороне груди, как раз напротив сердца, у него синела татуировка — две затейливо переплетенные латинские буквы «Д». Точно такая же татуировка была и у Даши, только не на груди, а чуть повыше лобка — там, где ее обычно прикрывали трусики. Татуировки эти они сделали в маленькой студии на Золотом Берегу через неделю после знакомства — знакомства, которое, как полагала Даша, стремительно переросло в роковую страсть. Идея сделать татуировки принадлежала Даше, и до сих пор она ни разу об этом не пожалела. Раньше она не верила в такую любовь, но прошел целый год, а Даша все еще была наверху блаженства и верила, что так будет всегда, до самой смерти.

Она немного прогнула спину, выставляя татуировку напоказ. Дэн улыбнулся с оттенком мужской снисходительности, но отсутствие одежды лишало его возможности притворяться, и Даша отлично видела, какое действие произвела на него ее призывная поза. Она томно согнула левую ногу, прикрыв татуировку бедром, и Дэн, отбросив остатки притворства, опустился перед кроватью на колени. Он стал целовать ее ноги, начав с кончиков пальцев и постепенно передвигаясь все выше. Губы у него были горячие; они зажигали, и Даша поняла, что разговор пора заканчивать. А с другой стороны, как его закончить, если папуля уперся и не желает раскошелиться?

— Сумасшедший, — прошептала она, зажав ладонью микрофон трубки. — Подожди немного, я сейчас. Прекрати немедленно, слышишь! Я ведь тоже не железная…