Андрей Воронин - Хранитель света

— Хорошо, — вздохнула она. — Извини, ты совершенно прав. Просто я присмотрела в одном магазинчике на Елисейских Полях чудное норковое манто, а в другом — очень изящное колье…

— Вот оно что! — воскликнул банкир Казаков едва ли не с восторгом. — Значит, эпоха драных джинсов и маечек выше пупка благополучно осталась в прошлом? Слава богу, ты наконец-то начинаешь взрослеть!

Что ж, буду в ваших краях — куплю все, что пожелаешь, и еще от себя что-нибудь прибавлю. Потерпи, лапуля, под дождем тебе норка все равно ни к чему.

— Да, конечно, — покорно согласилась Даша. — Я потерплю. В конце концов, что такое норка? Просто мертвая зверушка, которую жалко. А при жизни по ней, наверное, блохи табунами бегали… Я потерплю, папуля. Извини, у тебя, наверное, дела, а я тебя совсем заболтала…

— Ерунда, — сказал Андрей Васильевич, но голос у него сразу стал озабоченным и деловитым — видимо, произнося это слово, старый скряга смотрел на часы. — Дел у меня много, а дочь всего одна, да и та за тридевять земель, в тридесятом царстве. Я по тебе ужасно соскучился.

— Я тоже, — солгала Даша. Солгала с легким сердцем, потому что знала: отец тоже лжет. Нет, по-своему он ее любил и, кажется, даже гордился ею, но предпочитал делать это на солидном расстоянии: находясь рядом, она ему все время мешала. Мешала заниматься делами, мешала отдыхать после рабочего дня, мешала громко, на весь дом, распевать матерные частушки, мешала просаживать деньги в казино, пьянствовать с такими же, как он, плешивыми бронтозаврами и водить домой дорогих валютных девок — словом, мешала всегда и везде.

— Так я перевожу деньги? — осторожно спросил Андрей Васильевич, явно обескураженный столь легкой победой.

— Конечно, — сказала Даша самым легким тоном, на какой была способна. — Благодарю заранее. Пока, папуля.

— Пока, лапуля, — сказал Казаков. — Спасибо, что позвонила.

Даша поспешно нажала кнопку отбоя и некоторое время сидела молча, крепко зажмурившись, стиснув оскаленные зубы и борясь с острым желанием запустить телефоном в зеркало. Остановила ее только мысль о деньгах: такого разговора она все-таки не ожидала. Теперь, похоже, им с Дэном придется экономить на всем подряд. При таких условиях не очень-то пошвыряешься телефонами…

Андрей Васильевич, несомненно, был прав. Даша давно ждала от него чего-нибудь в этом роде, да и как было не ждать? Деньги таяли со скоростью, которая иногда пугала даже ее, никогда не знавшую счета этим никчемным бумажкам! Бездонный кошелек отца всегда был к ее услугам, но на сей раз она, похоже, запустила в него руку чересчур глубоко — так глубоко, что едва не нащупала дно. Это напугало ее по-настоящему и впервые заставило задуматься: а куда, в самом-то деле, деваются деньги? Да еще, как очень верно подметил папуля, в таких неимоверных количествах…

Собственно, искать ответ было ни к чему, Даша и так знала, куда уходят деньги. Их брал Дэн — то есть, не крал, конечно, и ни в коем случае не отбирал, а просто просил, никогда не получая отказа. Даша не видела в таком положении вещей ничего странного или предосудительного. Они с Дэном любили друг друга — любили, а не просто «дружили организмами». При этом Даша была по российским меркам сказочно богата, да и по европейским, коли на то пошло, тоже, а Дэн никогда не скрывал, что не имеет за душой ни гроша и перебивается случайными заработками. С самого первого дня все у них было общее — еда, вино, постель, тела и души. Так как же можно, имея общую душу, делить деньги — это твои, а вот это мои?! Нет, Даша не была наивной дурочкой, она знала, на что порой решаются люди ради денег; знала она и о том, что такое брачный контракт, и о том, что некоторые жены не прочь залезть в кошелек мужа, пока тот спит, а некоторые мужья, изучив привычки своих благоверных, прячут бумажник подальше. Случалось и наоборот, но все эти примеры, с виду пестрые и разнообразные, объединяла одна общая деталь: отсутствие любви.

В этом Даша была твердо убеждена, потому что любовь чужда мелочных расчетов. Ей было трудно вообразить себе Отелло, душащего Дездемону за перерасход оставленных на домашнее хозяйство финансовых средств, или Джульетту, обшаривающую карманы Ромео в поисках заначки. Возможно, не будь ее отец по-настоящему богат, Даша смотрела бы на эти вещи иначе. Но он БЫЛ богат, и она смотрела на жизнь так, как смотрела: любовь — это любовь, а деньги — просто гарантия комфорта и независимости. Деньги служили забором, который ограждал островок любви от вторжения грубой действительности, и Даша была неприятно поражена, внезапно обнаружив по всему периметру этого забора зияющие бреши.