Андрей Воронин - Хранитель света

Попыхивая сигаретой, Юрий смотрел на улицу. Дымок, в утреннем свете казавшийся жемчужно-голубым, извилистой струйкой тек в открытое окно. Во дворе напротив сухонькая бодрая старушонка, несмотря на ранний час, занималась, судя по всему, оценкой ущерба, нанесенного дождями. Она стояла подбоченясь у распахнутой двери подвала и, вытягивая шею, заглядывала внутрь. Свет в подвале не горел, и Юрий на таком расстоянии не мог разглядеть, что творится там, внутри. Однако догадаться об этом было несложно;

обращенный к себе самой неразборчивый монолог старушонки то и дело прерывался энергичным возгласом «Мёрд!». Это короткое словечко, столь часто употребляемое местными жителями, было одним из немногих французских слов, которые Юрий знал с самого детства. Он вычитал его у Виктора Гюго в описании битвы при Ватерлоо, где наполеоновские гвардейцы отвечали этим словом на предложение англичан сдаться в плен. По наблюдениям Филатова, слово это было единственным ругательством в лексиконе аборигенов, и это опять же казалось ему загадочным: неужто французский язык и вправду так беден? Вряд ли дело было в утонченности европейского воспитания, поскольку «дерьмо» — словечко не из тех, которые принято употреблять в приличном обществе; впрочем, могло оказаться, что Юрий просто не различал других ругательств в быстром потоке чужой речи.

— А, мёрд! — в последний раз с чувством воскликнула старуха и с усилием захлопнула разбухшую дверь подвала.

Некоторое время она, звеня связкой ключей, ковырялась в замке, после чего, потешно семеня тонкими, как хворостинки, ногами, скрылась в доме. Спустя минуту пластинчатая стальная штора, закрывавшая ворота гаража, с противным скрипом поехала вверх. Юрий потушил в пепельнице коротенький окурок, но не спешил отходить от окна: он знал, что будет дальше, и не хотел отказывать себе в этом занятном зрелище.

Внутри гаража негромко застучал движок; роллет поднялся до конца, и в то же мгновение соседка Юрия выехала из гаража верхом на ярко-красном мопеде с фирменным знаком «Рено» на бензобаке. На старушонке был старомодный бежевый плащ, черные тупоносые туфли на низком каблуке, а голову покрывал легкий платок, концы которого были по-простецки завязаны узлом под подбородком. Из-под платка кокетливо выглядывала тщательно завитая седеющая челка, на длинном носу блестели очки с сильными линзами в мощной роговой оправе; дерматиновая хозяйственная сумка висела на руле мопеда. Вырулив на проезжую часть, старуха лихо газанула и исчезла за поворотом улицы раньше, чем закрылись ворота гаража.

«В магазин поехала, — подумал Юрий с улыбкой. — Лихая бабка! Интересно, сколько ей лет — шестьдесят, семьдесят?»

Смотреть стало не на что. Он отошел от окна, натянул джинсы и босиком пошлепал в ванную. Счетчик воды висел на самом видном месте, и, как только Юрий открыл кран, эта штуковина принялась вертеться как сумасшедшая. Она здорово действовала на нервы, поскольку вода здесь стоила недешево — так же, впрочем, как и все остальное. Первое время Юрий никак не мог взять в толк, зачем лихая наездница из дома напротив таскает воду ведрами из установленного во дворе поливочного крана — водопровода, что ли, в доме нет? Понимание пришло вместе со счетом за воду: похоже, кран во дворе был «левым», вода через него шла мимо счетчика, и сообразительная бабуся таскала тяжеленные ведра на второй этаж исключительно в целях экономии. Умываясь, Юрий вспомнил анекдот про чукчу, который жаловался приятелю на свою русскую жену: дескать, всем хороша, только очень грязная — каждый день моется…

«Что за народ? — думал он, скобля подбородок безопасной бритвой. — Ну никакой фантазии! То ли дело наши, русские! Счетчик поставили, деньги за воду дерут? Да ради бога, какие проблемы! Открутил краник чуть-чуть, чтобы капало, заткнул сток в ванне — глядишь, за ночь литров пятьдесят набежало. Хочешь — пей, хочешь — мойся… Впрочем, у нас ведь и счетчики свои, отечественные. А у здешних капиталистов, очень может быть, счетчики и на капли реагируют…»

Он с некоторым усилием поборол желание немедленно проверить установленный в ванной счетчик на вшивость, закончил бритье, опрыскался одеколоном и, похлопывая себя по щекам, отправился готовить завтрак. Продукты здесь были хороши, особенно мясо и особенно если брать его не в супермаркете, а у мясника в лавке за углом — в той самой, где на вывеске пониже названия гордо красуется год основания — тысяча восемьсот девятнадцатый. Почти двести лет торговать мясом — это, товарищи, к чему-то обязывает…