Андрей Воронин - Хранитель света

— А, — легкомысленно сказала Даша, — чепуха, даже рассказывать неловко. Представь себе, поехала с девчонками на Лазурный Берег, хотела поймать последние теплые деньки. И что ты думаешь? Подцепила какую-то дурацкую лихорадку и полторы недели провалялась без памяти в тамошней больнице! Даже позвонить не могла, извини. А когда начала вставать, решила зря тебя не беспокоить и объявиться, когда совсем поправлюсь.

— Это ты зря, — с укоризной сказал Андрей Васильевич, нетерпеливо косясь на могилу. Могилу уже начали забрасывать землей. — Я бы помог. Лекарства бы достал, поговорил бы с врачами…

— Поговорил бы, — передразнила Даша. — Их там и так неплохо кормят, не о чем тебе с ними разговаривать. И потом, я уже в порядке.

Судя по голосу, она действительно была в полном порядке. Андрей Васильевич на минуту задумался, решая, как ему быть с Дашей. Он мог, конечно, круто повернуть разговор, сказать что-нибудь вроде: «Что ты несешь, сучка бессовестная, бульварная девка! Знаю я твою лихорадку! Я уж не спрашиваю, где была твоя совесть; но где, черт возьми, были твои мозги?!»

Мог, конечно. Но, с другой стороны, зачем? Дарья — девка неглупая, сама все давно поняла. Недаром она выжидала целых три дня — в порядок себя приводила, отъедалась, отсыпалась у подруг, чтобы при встрече с ним выглядеть как огурчик. А теперь, значит, привела себя в порядок и ищет пути к примирению. Ищет, надо отдать ей должное, в фирменной манере фамилии Казаковых — напористо, нагло и в то же время с умом.

И потом… Могло ведь так случиться, что она действительно отдыхала на Лазурном Берегу и подцепила там лихорадку. А все остальное было просто дурным сном, бредом, чьей-то сложной провокацией — того же Полковника, например… Могло так быть? Ну, хотя бы чисто теоретически — могло? Да конечно же, могло, почему бы и нет?! Полковник был фигурой сложной, с двойным дном, уязвленным самолюбием, профессиональной гордостью — опять же, уязвленной… Могло. А ведь кто-то из великих сказал, что все вероятные события рано или поздно происходят — таков, знаете ли, закон природы, и не нам с вами его менять. Вот и хорошо, вот и ладно… Зачем же сор-то из избы выносить?

— Домой-то заскочишь? — спросил он как ни в чем не бывало. — Я, между прочим, соскучился.

— Да я, собственно, уже в Москве, — сказала Даша.

— Вот так сюрприз, — удивился Андрей Васильевич. — Что ж ты молчишь? Ты где, в аэропорту? Я сейчас же вышлю машину!

— Да не надо, — сказала Даша. — Я на своей.

— С ума сошла, — ахнул Казаков. — А вдруг авария?

Даша опять засмеялась смехом своей покойной матери.

— Смешной ты, папуля. Когда ты привыкнешь к тому, что я уже взрослая?

— Взрослая, — проворчал Андрей Васильевич. — Знаю я, как вы, взрослые, ездите. Ремонта много?

— Тебя не проведешь, — притворно вздохнув, голосом пай-девочки сказала Даша. — Ремонт чепуховый, бампер немного помяла. Понимаешь, один чайник впереди ка-а-ак тормознет, а я ему ка-а-ак вмажу!..

— Ни слова больше, — быстро сказал Казаков. — Руки-ноги целы, голова на месте, а остальное меня не интересует. Черт меня дернул подарить тебе эту машину! Живо домой!

— Хорошо, папуля. Целую тебя в бородавочку.

— Целую, лапуля. Веди себя хорошо, я скоро буду.

Он прервал связь и медленно спрятал телефон в карман. «Моя кровь, — думал он. — Нет, к черту сомнения, к черту все эти идиотские анализы! Отцовское сердце не обманешь. Да и чья еще дочь смогла бы так держаться после всего, что случилось? Только моя! Моя дочь, моя кровь, наследница моя, единственная моя надежда…»

От уже засыпанной могилы на него оглядывались — ждали сигнала, а может быть, и заключительного слова. Андрей Васильевич вяло махнул рукой; охранники, одетые во все черное, в черных рубашках с черными галстуками, с траурными черно-красными повязками на рукавах, одинаково перекосившись набок, вынули из-под черных пиджаков черные пистолеты, подняли их к серому небу и дали нестройный залп — раз, и еще раз, и еще. Какая-то труба в игравшем по соседству оркестре от неожиданности дала петуха, над кронами деревьев в старой части кладбища поднялась и закружилась в небе, встревоженно галдя, стая галок, издали похожая на листья заварки в стакане чая, который только что энергично помешали ложкой. Немногочисленные участники церемонии начали потихоньку расходиться. К Андрею Васильевичу подошел бухгалтер, на ходу расстегнул кейс, вынул оттуда какие-то бумаги, неловко семеня, одной рукой на ходу же защелкнул замки и стал, тыча бумаги ему под нос, что-то горячо объяснять.