Андрей Воронин - Хранитель света

— Ничего не странно. Нормально разговариваю. По существу. Я бы с тобой не так поговорил, да Полковник не велел.

— А что — Полковник?

Юрий обернулся и посмотрел на Полковника, потом подошел к нему и, держа сигарету на отлете, снова пощупал пульс. Пульса уже не было, и розовая пена ушла с губ, превратившись в тоненькую, какую-то совсем бессильную струйку крови, которая медленно стыла на гладко выбритом подбородке. Только это и осталось от прежнего Полковника — гладко, до блеска, выскобленный подбородок. Да еще то, как он сказал: «Ходу, Юра, ходу!»

Потом он поднял глаза и посмотрел на Дашу. Нарушать последнюю волю покойного нехорошо, но передать Даше Казаковой то, что велел Полковник, казалось Юрию во сто крат хуже. «Ты меня простишь, — мысленно обратился он к Полковнику. — Там, где ты сейчас находишься, у тебя будет сколько угодно времени, чтобы все хорошенько обдумать, и, обдумав все как следует, не спеша, ты меня обязательно простишь. А если не простишь — что ж, на том свете свидимся и поспорим…»

— Полковник — ничего, — ответил он. — Кончился Полковник.

Он встал, вернулся к окну и выбросил в него окурок.

Даша всхлипнула, но тут же решительно вытерла глаза тыльной стороной ладони.

— Тогда… — начала она, но тут в сенях что-то с грохотом обрушилось, и мужской голос громко чертыхнулся на весь дом. Даша испуганно отпрянула в сторону; Юрий навел пистолет на дверь.

На пороге, озадаченно озираясь, появился Паштет. Увидев Юрия с пистолетом, он застыл в неудобной позе, согнувшись в низком дверном проеме.

— Пушку на пол! — приказал Юрий. — Мочить тебя я не хочу, но если ты очень попросишь…

— Не вопрос, — медленно сказал Паштет, показал Юрию пистолет на раскрытой ладони и бросил его на пол. Потом в лице его что-то дрогнуло, брови удивленно приподнялись. — А, старый знакомый… Ясный хрен, мочить меня тебе неохота. Вон сколько накрошили… — Он посмотрел на Дашу: — И ты тут… Цела? Ну и ладно. А дружок твой? Ага, вижу. О, и Хохол здесь! Копошится еще… — Он несильно пнул Хохла носком ботинка и снова повернулся к Юрию: — Не знаю, мужик, чего ты хочешь, но имей в виду, я не при делах. Вот, хоть ее спроси. Так, может, разойдемся по-хорошему? Не знаю, как ты, а лично я всем доволен. А?

— Всем? — спросил Юрий. Он вдруг догадался, кто была женщина в красном и кто был ее хороший, любящий, но слегка чудаковатый муж, который не придумал ничего умнее, как подарить любимой жене на день рождения дамский браунинг с полным боекомплектом.

— Ну, — сказал Паштет. — Пацанов немного жалко, так у них работа такая. А в остальном, прекрасная маркиза…

Тут он опустил глаза и увидел то, после чего лицо его превратилось в каменную маску боли и ярости.

— Кто?!! — через силу выдавил он сквозь стиснутые зубы. — На клочки… Кто?!!

Юрий опустил пистолет и молча кивнул на Хохла. Паштет прожег его яростным взглядом и, не обращая внимания на Юрия, поднял с пола свой пистолет.

— Паша… — просипел снизу Хохол. — Павлик, постой. Я все объясню. Она в меня стреляла, Паша. Мне пришлось… Я был вынужден… Паша, не надо! Па…

Дом опять наполнился грохотом выстрелов, полетели липкие брызги, Даша взвизгнула и загородилась локтями. Разрядив обойму, Паштет бросил дымящийся пистолет, шагнул к жене, склонился над ней и бережно взял на руки. Он больше не смотрел ни на Юрия, ни на Дашу, взгляд его был прикован к бледному лицу жены. Дотянувшись, он осторожно коснулся губами остывающего лба, повернулся и, согнувшись в дверях, вышел в сени. Юрий ожидал повторения жестяного грохота и лязга, но в темных сенях стало тихо, лишь погодя чуть слышно стукнула дверь, которая вела на улицу.

— Что это было? — негромко спросила Даша.

Юрий хорошенько подумал, прежде чем ответить.

— Любовь, — сказал он наконец. Подумав еще немного, он вспомнил слова Полковника и добавил: — Любовь не виновата. Она просто принимает формы мира, который заполнен ею до краев.

Даша пропустила это философское изречение мимо ушей, приняв его, по всей видимости, за одну из тех заезженных цитат, которыми так любили изъясняться ее сокурсники в Сорбонне. Собственно, это и была цитата, только не из Шекспира или Петрарки, а из Полковника.

— Любовь?!! — возмущенно переспросила она. — У этого тираннозавра?

— Это не тираннозавр, — сказал Юрий, убирая пистолет в наплечную кобуру. — Это человек. — Ему хотелось добавить: «В отличие от некоторых», но он почему-то сдержался и вместо этого перевел свои слова на латынь: — Эссе хомо.