Андрей Воронин - Хранитель света

Пули резко простучали по дверце, в левое колено ударил тугой сквознячок, рулевая колонка вдруг взорвалась и брызнула во все стороны осколками пластмассы. Переднее колесо лопнуло со звуком, похожим на выстрел, литой титановый диск запылил по земле, жуя драную покрышку и с корнем выдирая траву. Юрий налег на руль, но руль заклинило; он ударил по тормозам, и джип замер, упершись бампером в толстую сосну.

Из кустов снова дали очередь, от сосны полетели щепки, заднее стекло разлетелось вдребезги, а из спинки сиденья рядом с плечом Юрия вырвало клок кожи вместе с изрядным куском поролона. Полковник неожиданно оттолкнул Юрия, просунул мимо него свой автомат и открыл ответный огонь по кустам.

«Узи» приглушенно застучал прямо перед лицом Юрия; по приборной панели, звеня и дымясь, запрыгали стреляные гильзы. Кусты словно вскипели, во все стороны полетели клочья листьев и измочаленные, сбитые пулями ветки. Оттуда выстрелили еще два раза, а потом из кустов с треском и хрустом вывалился и ткнулся широкой румяной мордой в траву здоровенный, стриженный под ноль детина в короткой кожаной куртке и широких спортивных штанах с лампасами. Куртка у него на груди висела кровавыми клочьями, правого глаза не было; он не застонал и даже ни разу не дернулся, а просто с глухим шумом упал на землю и остался лежать, как полупустой мешок с картошкой.

«Реакция у него не та, — вспомнил Юрий слова Полковника. — Мне бы такую реакцию!»

Полковник заученным движением сменил обойму, выскочил из машины и, держа кусты под прицелом, присел над убитым. Брезгливо морщась, он запустил руку во внутренний карман кожаной куртки, вынул оттуда и издалека показал Юрию окровавленный, пробитый почти посередине паспорт. Даже сквозь кровь Юрий разглядел вытисненный на обложке паспорта украинский трезубец.

Полковник отбросил паспорт, вытер испачканные пальцы о спину мертвеца и встал.

— Ходу, Юра, ходу! — сказал он и первым бросился туда, где, постепенно затихая, все еще гремела стрельба.

— Хелло, Долли, — с усилием выговорил Долли, поднял пистолет и навел его на Полковника, который, отложив в сторону автомат, присел над лежавшей на грязном полу Дашей Казаковой.

Долли сидел в углу, широко разбросав длинные ноги в модных туфлях с квадратными носами и прижимая левую руку к животу. Лицо у него было иссиня-бледное, сквозь прижатые к животу пальцы медленным густым потоком струилась кровь. На коленях у него лежал автомат без магазина, с коротких волос тоже капала кровь, пропитывая грязную белую рубашку. Рука с пистолетом не слушалась Долли, в ней уже не осталось сил на то, чтобы удерживать на весу тяжелую железяку. Пистолетный ствол ходил ходуном; потом рука бессильно упала, но Долли снова поднял ее, прицелился Полковнику в голову и с третьей попытки сумел взвести курок большим пальцем.

Полковник повернул голову, увидел пистолет, и его потянувшаяся за автоматом рука застыла на полпути: он понял, что не успеет. Долли смотрел на него поверх пистолетного ствола; губы его шевелились, как будто он хотел сказать что-то еще, и тогда Юрий перешагнул через скрюченный, свернутый агонией труп Грицко, наклонился и легко вывернул пистолет из скользких от крови пальцев Долли.

— Благодарю вас, — сказал Полковник и снова склонился над Дашей.

— Не за что, — сказал Юрий и отбросил пистолет.

Пистолет с глухим стуком упал на засыпанный глиняной крошкой, пылью, обломками кирпича, осколками стекла и стреляными гильзами пол рядом с кроватью. Голый грязный матрац на кровати был вспорот пулями, из него клочьями торчала серая вата. Кое-где вата была бурой от давно засохшей крови: матрац явно повидал разные виды, прежде чем автоматная очередь окончательно превратила его в утиль. Матрац был густо припорошен пылью, на нем валялись два битых, с одной стороны густо покрытых сажей кирпича.

— Хелло, Долли, — прошептал Долли и устало закрыл глаза.

Юрий отвернулся от него, положил автомат на край замусоренного стола и закурил. Над его головой на пыльном шнуре все еще раскачивался электрический патрон с торчавшими из него, как зубы, осколками разбитой лампочки. Плавающий в воздухе кислый пороховой дым лениво вытягивался в развороченный оконный проем, ощетинившийся обломками высаженной рамы и усеянный кусками пыльного стекла. Из-под дымящейся груды кирпичей на месте снесенной взрывом печки торчали чьи-то серые от пыли ноги в кроссовках большого размера. От кирпичей противно несло сажей; в образовавшуюся на месте печной трубы дыру заглядывало небо. Изрешеченная пулями, утыканная острыми щепками дверь криво висела на одной петле, расщепленный порог был густо залит кровью. Из простреленного жестяного рукомойника лениво вытекали последние капли воды; под ногами у Юрия валялась варварски смятая, продырявленная насквозь эмалированная кастрюля. Судя по характеру повреждений, в кастрюлю угодил осколок гранаты. Юрий повернул голову и увидел на стене в изголовье кровати косо висевший на единственной ржавой кнопке газетный лист с портретом Даши Казаковой, привязанной к этой самой кровати. Портрет тоже был продырявлен, и на темной стене повыше газетной страницы Юрий разглядел оставленную пулей светлую отметину.