Николай Прокудин - Последняя обойма

Все занимались делом. Оперативный отдел в кратчайший срок подготовил карты обширного района, в котором Воронов выполнял поставленную задачу. Три пары боевых вертолетов выполнили по одному вылету в сторону Панджшерского ущелья и произвели разведку нескольких протяженных хребтов. Так же по приказу генерала Филатова срочно формировались и готовились к отправке две поисковые группы, состоящие из опытных десантников.

В разгар работы в кабинет командующего армией постучали.

— Да! — не отрываясь от телефона, гаркнул генерал.

Дверь приоткрылась. В щель робко просунулась голова начальника Особого отдела.

— Разрешите?

Филатов жестом пригласил его войти.

«Особистом» ВВС армии служил хмурый неулыбчивый товарищ изможденного вида по фамилии Стрижов. Он имел звание полковника, но на военного совершенно не походил, так как был мелкого роста, бледнокожий и начисто лишенный мышечной массы. В дни редкой непогоды, когда поднимался сильный ветер, народ даже переживал, что его может унести в далекую Волшебную страну.

Никто о нем толком ничего не знал, покуда в 40-ю армию не перевелся другой полковник — начальник разведки Александр Царев. Этот был нормальным общительным мужиком средней упитанности и со здоровым румянцем на щеках. По странному стечению обстоятельств полковники оказались одноклассниками, но почему-то оба были не в восторге от чудесной встречи на афганской земле.

Новый разведчик умел расположить к себе любую компанию, умел рассмешить свежим анекдотом и вообще неплохо вписывался в коллектив. Как-то раз во время застолья по поводу Первомая он и разъяснил народу, кем являлся Стрижов. Начался разговор издалека. С одноклассников.

— А чего хорошего во встречах бывших соседей по парте? Вон давеча в Москве на Борьку Мышкина наткнулся — вместе лет семь бок о бок науку грызли. Представьте: широкоплечий красавец, заводила, кандидат в мастера спорта по горным лыжам и акробатике; все наши девки по нему сохли! А тут стоит передо мной этакое лысое, толстое, потное и одышливое тело. Три раза в разводе. Я его и узнал-то с пятой попытки. Ну, а Леша Стрижов… — выпустив облако дыма, усмехнулся разведчик и пристально поглядел в зашторенное окно, будто сквозь плотный брезент можно было разглядеть звездное небо. Затем неторопливо затушил в банке из-под тушенки окурок и продолжил: — Наверное, в каждом классе учился свой мальчик-изгой. Либо толстый, вечно потный и неуклюжий. Либо весь в прыщах. Либо хилый и тщедушный. Такого одноклассника на перемене загоняли в шкаф, а выйти дозволяли под громкий хохот в середине урока. Зимой с такого срывали шапку и играли ею на школьном дворе в футбол. Кому-то таких было жалко, но большинство испытывали к ним брезгливость.

Сидящий напротив офицер спросил:

— Неужели Стрижов был именно таким? Судя по уверенному виду и манерам — не подумал бы.

— Лешу в нашем классе не обижал только ленивый, — продолжил рассказ разведчик. — Ему даже от девчонок доставалось. Пареньком он был неглупым, учился хорошо, но и вредности в характере хватало. Вот и получал тумаки отовсюду.

Кто-то из участников застолья возразил:

— Разве таких моральных уродов берут в спецслужбы?

— А ты думал, в КГБ и в армейские Особые отделы идут исключительно по велению совести? Есть, конечно, и убежденные защитники социализма, но больше половины сотрудников вышеназванных «контор» — бывшие «козлы отпущения», затаившие обиду на сверстников, возжелавшие мести и тайной власти. Стрижов — типичный представитель таких «козлов»: мелкий, вредный и злопамятный. После школы поступил в Зенитно-ракетное училище, кое-как окончил, а службу в войсках не потянул. Ну, и написал рапорт о переводе в Особый отдел. Войсковое начальство не возражало (кому он такой нужен?), а «особисты» приняли его как родного. Вероятно, он давно состоял внештатным сексотом и поставлял информацию на сослуживцев.

— Товарищ командующий, мне поступил сигнал, и я обязан отреагировать, — пристроив на столе большую кожаную папку, начал Стрижов, когда хозяин кабинета закончил телефонный разговор и положил трубку на аппарат.

— Какой еще сигнал? — недовольно буркнул Филатов.

Сегодня его слишком часто отвлекали от важнейших дел, а он этого не любил.

— О возможном бегстве в Пакистан генерала Воронова.

— И ты туда же. Вы что, сговорились?..

Рука командующего потянулась к пачке «Столичных». Рано утром он достал ее из кармана брюк запечатанной, а к полудню от содержимого не осталось и половины.