Михаил Нестеров - Убить в себе жалость

Шустов правильно понял, что спешный визит начальника — не сообщение о приезде Мусы Калтыгова и пережевывание сопутствующих деталей. Он терпеливо ждал, когда Михаил заговорит о главном.

Ширяева невероятно мучилась, отчаянно сопротивляясь двум крепким мужчинам. Ее голова была стянута полотенцем, она ничего не видела сквозь плотную ткань, которая давила на глаза и впивалась в приоткрытый рот. У нее не было возможности даже закричать. Дышать становилось все труднее, мозг пронизывали электрические импульсы, в конечностях возникли судороги, артериальное давление резко упало.

Однажды подобное случилось с ней, когда воспалилась оболочка, окружающая головной мозг. Врач «Скорой помощи» поставил диагноз: менингит. В ту пору ей было тридцать лет, Илье — восемь. В клинической больнице диагноз врача подтвердился посредством компьютерной томографии. Она смутно помнила камеру, медленно вращающуюся вокруг головы, не видела десятки рентгенограмм, которые поступали в компьютер, и серию последовательных изображений головного мозга. Тогда ее спасли. Сейчас спасения ждать было неоткуда.

Они убивали ее.

Еще не потеряв сознания, Валентина почувствовала, что оглохла. Она не могла различить ни одного звука, кроме шороха призрачной клейкой массы, вползающей в уши.

Было очень больно. Когда давление в голове достигло критической точки, она неожиданно увидела свет: от лица убрали полотенце. Совсем близко ритмично двигались чьи-то слюнявые губы, чьи-то водянистые глаза внимательно смотрели на нее. На какой-то миг ей показалось, что раньше она видела эти глаза. Когда?

И снова полотенце, которое не давало дышать. Она рухнула в чернеющую пустоту.

Потом сознание вернулось. Но со странным ощущением — вместо привычной работы сердца какие-то слабые, еле различимые толчки. Зато теперь она все слышала отчетливо. Кто-то над самым ухом очень громко прошептал:

— Все, эта шлюха больше двух минут не протянет, давления практически нет… пульс угасающий, слабый… дыхание поверхностное. Что там с лицом… лицо чистое. Шея… нормально. Должны успеть. Давай ее в ванную.

На этом этапе операции командовал Тимофей Костерин, учившийся когда-то в медицинском училище.

Валентина не помнила, как оказалась в собственной квартире, сознание вернулось к ней, когда тихо щелкнул дверной замок. Наверное так же, как в тот день, когда убийцы ворвались в квартиру вслед за Ильей, убили девочку.

Кто-то крепко держал ее поперек груди, она хотела вырваться, но лишь слабо пошевелила пальцами. Странное ощущение — чувствовать свои силы и не в состоянии воспользоваться ими, как во сне, когда тело и разум принадлежит тебе, а тело — нет.

Такое часто случалось с Валентиной, особенно последнее время. Ей снились люди с размытыми лицами, она преследовала их, а когда настигала, тело становилось ватным. Наверное, лежа в кровати, она делала движения, которые мозг посылал ей из глубины сна.

И сейчас с ней происходило то же самое, только наяву.

Она в своей квартире. Рядом, за стеной — Грачевский. Грач. Володя. Он совсем близко. Но нет сил даже прошептать его имя.

A-а… Она вдруг вспомнила, как оказалась в своей квартире. Угасающее сознание подсказало ей, что ее привез Василий. А до этого… да, она разговаривала с Курлычкиным, пришел Максим… Он сумел освободиться… Ударил ее по голове… Оставила сумку с ключами… Открыла сама, ключи дал Володя… Они выпили, она — совсем немного.

Грач…

Он что-то должен сделать… Что?.. Да, он должен прийти в ее квартиру, чтобы забрать кое-что из ее вещей. Был уже или нет?

«Володенька… на помощь… я здесь…»

Вспомнить, что она сожгла записку, оставленную Грачевскому, у нее не хватило сил.

Ее губы раскрылись несколько раз и сомкнулись. Они казались чужими, холодными, словно в них вкололи обезболивающее.

Сегодня Грач по просьбе Валентины дал матери пятьсот рублей. Поначалу он отказывался: «Пусть сидит себе, торгует. Ты думаешь, она возьмет деньги и останется дома?»

Мать действительно не осталась бы дома. Она не только торгует, но и общается с людьми — не с покупателями, а с такими же, как она, торгашами. Сидят друг против друга, разговаривают, прерывают беседу в один голос, когда кто-нибудь остановится купить сигарет: «Берите у меня! У меня дешевле», — хотя цены у всех одинаковы. И снова возобновляют разговор, когда покупатель уходит. О чем говорят? О детях, внуках, ценах, политике.