Оглядевшись, полковник одобрительно покивал головой: они уже второй раз встречаются на этом месте при минимуме публики.
Самолично прибыть в Юрьев Рожнова заставили не только дела, связанные с Валентиной Ширяевой. По-прежнему полным ходом шла подготовка к встрече с Мусой Калтыговым. Он не хотел срывать командира группы с места даже на четыре часа, три из которых Шустов провел бы в дороге, а час ушел бы на инструктаж.
В этом кафе не было официантов, все, что было в ассортименте, отпускалось непосредственно со стойки. Полковник взял инициативу на себя и вскоре вернулся на место с двумя пол-литровыми стаканами ледяной пепси-колы.
Визит Рожнова в Юрьев для Олега был неожиданностью. Он не спеша потягивал прохладительный напиток, ожидая объяснений.
— Через десять-двенадцать дней Калтыгов будет в Москве, — коротко сообщил полковник. — У него уже назначена встреча с Шамилем Минвалиевым.
Для Шустова эта фраза, ставшая началом разговора, означала, что его команде дают зеленый свет. Больше ничто не может препятствовать осуществлению силового акта. Разве что Калтыгов раздумает ночевать в гостинице и после разговора с Шамилем уберется на родину. А может быть, останется, чтобы отдохнуть в «зеленой зоне» Юрьева с ружьишком в руке.
При разработке операции было решено задействовать американские штурмовые винтовки «Кольт-5,56». В недалеком прошлом винтовки «Кольт» проходили испытания в специальных подразделениях США по программе Эй-си-ар. Они назывались винтовками, но были рассчитаны как на одиночные выстрелы, так и на непрерывный огонь. Кроме них, в арсенале команды Шустова был облегченный вариант винтовки М-16 для бесшумной стрельбы, насколько точно он помнил — четыре единицы, и еще несколько единиц иностранного производства, включая десантный вариант автомата Калашникова производства Югославии.
— Будете работать автоматами «Уивер», — неожиданно сообщил Рожнов, — пистолеты — «Зиг Про». Получишь пять опытных образцов.
— Когда? И почему опытных? — не понял Шустов.
Полковник устало махнул рукой, ему не хотелось тратить силы на пустые разговоры, объясняя, что с завода из Германии в Россию нелегально поступила партия опытных образцов пистолета под патрон «смит-вессон». Их нет ни на основном производстве, размещенном в Германии, ни в Америке, а криминальные структуры России уже вооружились ими. Ошеломляющая оперативность!
Не дождавшись ответа, Олег задал следующий вопрос:
— Почему ты решил поменять оружие?
— Если бы я один решал эти вопросы… — вздохнул Рожнов, посылая долгий взгляд на собеседника. — А оружие получишь непосредственно перед операцией, раньше нельзя.
Олег только сейчас заметил, что глаза полковника покраснели, веки заметно набухли. Он показался ему гораздо старше своих сорока шести. Шустов испытал к нему чувство жалости и даже пожалел о том, что в их недавнем разговоре имела место больная, наверное, для Рожнова тема. Он даже припомнил интонацию, которая с горечью прозвучала из уст начальника: «Ты стал меня недолюбливать. Это оттого, что я стал твоим начальником?»
Раньше у них были иные отношения, скорее приятельские, когда Рожнов посещал центр специальной подготовки ФСБ, в котором Олег работал инструктором. Оба оказались приятными собеседниками, нашли что-то общее; у каждого — по разводу, и на данном этапе ничего похожего на очередной брак не намечается.
Тогда после разговора с Рожновым Олега охватила тоска по дочке, и он, как в кино, долго стоял под дождем, глядя на освещенные окна своей квартиры, которая принадлежала сейчас его бывшей жене… Не по-осеннему крупный и холодный дождь хлестал его по щекам, ноги окоченели в пенной луже, а он все стоял и стоял, не решаясь подняться на этаж, пока в окнах не погас свет.
Его мыслей не коснулось, что в доме есть хозяин, которого дочка зовет папой. Он понял это только наутро, когда сжал руками гудевшую с похмелья голову.
И вот сейчас вспомнил все — и осенний дождь, и погасшие окна, и сразу же Михаила Рожнова, который стал его начальником.
Глупо все, несерьезно, это нервы и уставший мозг сеют раздоры, загоняя в состояние подавленности и не давая высунуть голову; руководят поступками, будто состоит человек только из нервов и посеревшего мозга. И вот эта несуразная смесь выслушивает сейчас рекомендации — каким оружием воспользоваться, чтобы, по выражению Андрея Яцкевича, проветрить чьи-то очередные мозги.
Глупо… Несерьезно… Потому что тех, кто скоро распрощается с жизнью, нельзя назвать людьми. На их совести столько преступлений, что очередь из автомата для них видится лишь милосердием.
Читать дальше