Александр Фишман - Доставить и выжить

— Ему плевать. Во-первых, в офисе у него своя охрана, независимая от внешней…

— Русская?

— Да. Из какой-то московской охранной фирмы, очень солидной.

— Они за кого?

— Ни за кого. Их задача — безопасность клиента. Остальные — побоку.

— Ты сказал: "Во-первых, в офисе у него своя охрана". А во-вторых?

— А во-вторых, ему нечего опасаться за свою жизнь. Он нужен любой из сторон. Причем его нельзя принудить сделать что-либо против воли банкиров.

— Почему же? Заставить оформить перевод денег на счета. Ведь он это и собирается сделать? Сейчас это так несложно: нажал несколько клавиш на клавиатуре компьютера, и у кого-то в банке образовалось состояние. Из ничего, из воздуха. Пойди проверь, погасил он в действительности облигации или нет, настоящие они или фальшивые…

— Забугорники, конечно, всякие бывают, но в последнее время они все чаще и все плачевнее для себя общаются с нашими соотечественниками. Получают от них очень жесткие и очень действенные уроки. Прилежно учатся, и лохов там все меньше и меньше.

— И что?

— А то, что счета, на которые поступают деньги, чем-то сродни нашему аккредитиву.

— Счет как бы приморожен до особого распоряжения. Деньги вроде уже твои, но пока еще ты не можешь ими воспользоваться.

— Так бельгийцы, или кто они там, могут вообще не отдать такого распоряжения!

— Нет, не могут.

— Такие честные, что ли?

— Не в этом дело. Просто по условиям… аккредитива, буду уж называть его так, а может быть, он и у них так называется, счета разблокируются в течение суток после прилета в Брюссель их человека из Москвы.

Причем разблокируются автоматически, без учета их воли.

— Значит, банк должен быть брюссельским? — не унимался Шамышов.

— Зачем? В любой точке мира. Из аэропорта через компьютерную сеть поступает сигнал, что в списке пассажиров приземлившегося самолета есть нужный фигурант. И все.

— Любой может воспользоваться…

— На то и даются сутки. В случае чего банк остановит разблокировку счетов.

— Ты же говорил, что от них это не зависит. Выходит, зависит?

— Нет, тогда они уже должны будут действовать через правоохранительные органы. То есть, показать всю сделку, доказать, что их надули, а они, наоборот, никого не кинули. А самостоятельно они ничего сделать с поступившими на счета деньгами не смогут.

— Сколько сложностей, — меланхолично пробормотал Маркелыч.

— Как раз все просто. А главное — гарантирует безопасность сотрудника банка.

— Если только конкурирующая фирма его не шлепнет.

— А им-то какой резон? Деньги все равно уже уплыли, хоть зашлепайся.

— Есть у меня в Москве один человечек, — откинувшись на спинку стула, проговорил отставной прапорщик. — Вместе были в "командировке". Во второй, когда меня шарахнуло… Санитаром у нас был.

— Что-то ты про него ничего не рассказывал. Наоборот, говорил, что никого здесь не знаешь.

— Я его случайно встретил в аэропорту, когда в Венгрию летал. Я же записную книжку, где все адреса были, потерял. А тут стоим с бабкой в Шереметьево, рейса своего ждем. Смотрю — он, Серега, мы его в Афгане Знахарем звали, провожает кого-то. Он меня сначала не признал, в очках-то…

— Еще бы. Я тебя и сам не признал, когда в них увидел, — заявил Лавин.

— Вот. Потом обрадовался. Мы же с ним… В общем, хлебнули. Обрадовался, значит, в гости звал, телефон свой написал…

— У тебя его, конечно, с собой нет, — утвердительно произнес Андрей.

— С собой нет.

— Тогда к чему все это либретто!

— А я его запомнил. Там в середине четыре четверки, легко запомнить было.

— Уже легче, — в голосе Никиты слышалось одобрение. — И что это за парень?

— Немного моложе вас, сейчас ему что-то слегка за тридцать. Коренной москвич.

— Это минус. Не зря москвичей нигде не любят, гнилой товар. Вспомни армию.

— Никита, не болтай глупости. Ты не хуже моего знаешь, что всякие обобщения несут в себе каверну, низводящую истину на нет…

— Все, деду больше не наливаем! — заявил Лавин. При этих словах Шамышов молниеносно передвинул бутылку на край стола, ближе к себе. — Он начинает провозглашать теории, смысл которых недоступен даже мне! А уж какими словами он это делает — я вообще молчу!

— Так что москвичи бывают разные, — невозмутимо продолжал отставной прапорщик.

— Ладно, мы согласны. И что он?

— Мама с папой у него большие шишки. Мама даже больше, чем папа. Тот-то простой профессор медицины, трудяга, а она что-то по партийно-хозяйственной части. Серега, что вполне естественно, благополучно поступил в мединститут и даже умудрился закончить сколько-то там курсов, что само по себе до крайности удивительно…