— Но кем?
— Я не знаю. Но непременно кто-то из управления.
— Вот почему к моему появлению чемодан исчез.
— Более чем вероятно.
— В таком случае, почему же они не избавились также и от костюма с пятнами крови.
— Может быть, они об этом не подумали или расценили, что происхождение пятен установить нельзя? А может, у них просто не хватило времени?
— Вы хотите, чтобы я допросил инспекторов, патрон?
— Я сам займусь этим.
Люка еще не закончил разбирать почту на длинном столе, который служил ему вместо письменного.
— Интересного ничего?
— Пока не знаю. Кое-что придется проверить. Несколько сообщений, касающихся именно чемодана. В одном анонимном письме говорится, что никуда с улицы Тюренн он не делся, а мы наверняка слепые, раз не могли найти его. В другом сообщается, что вся загвоздка в Конкарно. А в письме, написанном убористым почерком аж на пяти страницах, достаточно убедительны рассуждения, что, дескать, правительство специально раздуло дело, чтобы отвлечь общее внимание от роста стоимости жизни.
Мегрэ прошел в свой кабинет, снял шляпу и пальто, несмотря на теплую погоду, набил углем единственную оставшуюся на набережной Орфевр печь, которую он с таким трудом отстоял, когда делали центральное отопление.
Приоткрыв дверь кабинета инспекторов, он позвал маленького Лапуанта, который только что пришел.
— Садись.
Он старательно прикрыл дверь, два или три раза прошелся по комнате, с любопытством поглядывая на него.
— Ты честолюбив?
— Да, господин комиссар. Я хочу сделать такую же карьеру, как и вы. В общем я человек с претензией.
— Твои родители богаты?
— Нет. Мой отец — служащий в банке у Мелана, ему с трудом удалось меня и сестер прилично воспитать.
— Ты влюблен?
Он не покраснел и не вздрогнул.
— Нет. Пока нет. У меня еще все впереди. Мне только двадцать четыре, и я не хочу жениться, пока не достигну устойчивого общественного положения.
— Ты живешь один?
— К счастью, нет. Моя младшая сестра Жермена тоже в Париже. Она работает в издательстве на левом берегу и по вечерам находит время приготовить мне поесть. Так экономнее.
— Есть ли у нее дружок?
— Ей только восемнадцать лет.
— Когда ты ходил на улицу Тюренн в первый раз, ты сразу же вернулся оттуда?
Он внезапно покраснел и долгое время колебался, прежде чем ответить.
— Нет, — признался он наконец. — Я был так горд и счастлив, что кое-что нашел, поэтому поймал такси и поехал на улицу Бак поделиться радостью с Жерменой.
— Ну хорошо, малыш. Спасибо.
Дрожа и волнуясь, Лапуант никак не мог уйти.
— Почему вы меня спрашивали об этом?
— Здесь я спрашиваю, не так ли? Позже, может, и наступит твоя очередь задавать вопросы. Ты был вчера в кабинете бригадира Люка, когда он звонил в 9-й округ?
— Я был в соседнем кабинете, и дверь была открыта.
— В котором часу ты разговаривал со своей сестрой?
— Откуда вы знаете?
— Отвечай.
— Она заканчивает работу в пять часов. Как обычно, она подождала меня в баре «Башенные часы», и, перед тем как уйти, мы выпили аперитив.
— Ты не расставался с ней вечером?
— Она ходила в кино с подружкой.
— Ты видел эту подружку?
— Нет. Но я ее знаю.
— Это все, иди.
Он хотел было как-то объясниться, но тут доложили, что явился шофер такси. Это был внушительных размеров мужчина, лет пятидесяти, который в молодости наверняка поработал кучером. Судя по одышке, он пропустил несколько стаканчиков вина, чтобы заглушить страх перед визитом.
— Инспектор Ламбаль велел мне явиться к вам по поводу той дамочки.
— А как он узнал, что это ты ее возил?
— Обычно я стою на площади Пигаль. И вот вчера вечером он опрашивал тамошних таксистов, среди них был и я. Вот я ему и рассказал.
— В котором часу? Где?
— Это было где-то около часа. Я только что пообедал в ресторане на улице Лепик. Моя машина стояла напротив дверей. Я видел, как из отеля напротив вышла парочка, и женщина тут же направилась к моему такси. Она, казалось, была разочарована, увидев на сиденье лишь черную фуражку. Я допил свой кофе, поднялся и, переходя улицу, крикнул, чтобы она подождала.
— Как выглядел ее спутник?
— Низенький толстяк, очень хорошо одет и с виду иностранец. О возрасте точно не скажу, но где-то между сорока и пятьюдесятью: я его особенно не разглядывал. Он повернулся к ней и заговорил на иностранном языке.
— На каком?
— Не знаю. Я из Пантина и никогда не разбирался в чужих языках.
Читать дальше