Геннадий Паркин - Крутой сюжет 1995, № 3

…Мощный динамик японского магнитофона доносил хриплую иронию от могилы Владимира Высоцкого до самых ворот Ваганьковского кладбища, когда я вошел в них впервые.

Войти-то вошел, а вот выйти… Ваганьково само вошло в мою душу да так и осталось в ней навсегда.

Согласитесь, таскать в душе целое кладбище одному все-таки тяжеловато.

Весна 1982 года началась для меня крайне неудачно. Беспроигрышный, казалось бы, вариант продажи лоху-кавказцу несуществующего в природе спального гарнитура не сработал, тот кинулся в милицию, и пришлось сломя голову лететь на вокзал, прыгать, едва ли не на ходу, в первый подвернувшийся поезд. Сперва я отсиживался в Крыму, потом слонялся по Одессе, а вскоре и в столицу занесла нелегкая.

Деньги уже были на исходе, но выручила природная коммуникабельность. Один из случайных собутыльников оказался каменотесом со знаменитого Ваганьковского кладбища, я ему чем-то пришелся по душе и, спустя пару дней, уже терся у него на подхвате.

Володя, так звали кладбищенского Родена, помог мне снять квартиру в Лионозове, гарантировал приличные бабки, крутиться за которые, правда, приходилось изрядно. В том, чем мы с ним промышляли, особого криминала не было, но, исходя из тогдашних законов, любого, кто зарабатывал тысячу-полторы в месяц, не составляло никакого труда пристроить на срок. Мы же имели гораздо больше, как, впрочем, все, кто трудился на ваганьковской ниве.

Дело в том, что Ваганьковское кладбище занимало по престижности среди московских мест последнего приюта третью позицию после Красной площади и Новодевичьего. Но отличалось некоторой, если так можно выразиться, демократичностью. Здесь покоились те, кто не дотянул до должного номенклатурного уровня, просиживая чиновничьи кресла, а также ученые, спортсмены, литераторы и артисты, популярные в народе, но не на Старой площади. Для рядовых москвичей Ваганьково было закрыто с 1937 года, однако деньги, как всегда, делали невозможное. Бесхоз распродавался направо и налево за внушительные суммы. Все сделки строго контролировались комендантом кладбища, по совместительству главарем местной мафии. Нравы, кстати, царили простые. Предыдущего коменданта живьем сожгли в кладбищенской котельной, а потом устроили пышные похороны с венками и оркестром. Даже скинулись на памятник, плиту которого украшала предостерегающая его преемника надпись «трагически погибшему и незабвенному».

С государством здесь старались не ссориться. Территориально Ваганьково относилось к 11 отделению милиции Краснопресненского РУВД столицы. Ввиду обилия покойных знаменитостей и большого наплыва любознательных туристов на кладбище была комната милиции, где постоянно находились два дежурных сержанта. Время от времени заявлялась некая дама из ОБХСС, курировавшая, кроме кладбища, Ваганьковский рынок и обувной магазин «Башмачок» на Красной Пресне. Кладбищенские ментов не обижали. Те тоже не зарывались, поскольку каждый из милиционеров смену встречал в дымину пьяным и с полтинником в кармане. Даме-обехеэснице сообща отстегивали полторы штуки в месяц за плохое зрение, и она приключений искать не стремилась. С советской и партийной властями делился лично комендант, отправляя изрядные еженедельные пособия своему прямому начальству в управление ритуальных услуг Мосгорисполкома, откуда кое-что перепадало непосредственно аппарату главного коммуниста Москвы товарища Гришина.

С восьми часов утра Ваганьково было открыто для всех желающих. Туристы валили толпами, щелкали фотокамерами, перебегая от могилы Высоцкого к могиле Есенина, оценивающе разглядывали грандиозные склепы знаменитых булочников-миллионеров Филипповых, чесали затылки, пытаясь припомнить, кто такой Теодор Нетте, и отчаянно спорили Штирлиц или не Штирлиц покоится под гранитной плитой с надписью «полковник Исаев».