Александр Тамоников - Зимняя война. Дороги чужого севера

— Без подготовки? — удивился Никита. — Позвольте возразить, товарищ майор, такое мы уже проходили.

— Возразить ты можешь, — усмехнулся Макеев, — но выполнять придется. Поговори со взводными — им есть что сказать. Последней ночью ребята малыми силами провели разведку — подбирались с востока, перелесками. Скорин убежден, что они остались незамеченными. Не буду с тобой играть в испорченный телефон, старлей, сам у них все выясни, и составьте план. Две головы хорошо, а три — все же лучше. Все, ступай. Избу тебе покажут, с ребятами сработаетесь. Познакомься с личным составом, встань на довольствие…

Дрова в печке стреляли с сухим треском — и каждый раз приходилось вздрагивать. Темноволосый лейтенант Голубев — недавний выпускник Ленинградского училища, выживший в начале финской кампании и получивший бесценный опыт, поворошил их кочергой, затолкал в огнедышащую пасть несколько бревен и закрыл дверцу.

— Надеюсь, вы поняли, товарищ старший лейтенант. — Комвзвода Скорин, уроженец Архангельска, обладатель светлых волос и поблескивающих голубых глаз, оторвал взгляд от карты. Роль последней выполнял обрывок серой бумаги, на которой Скорин чиркал карандашом. — Пройти незаметно восточными перелесками — задача непростая, но выполнимая. Прошли трое — пройдут и сорок. Складки местности — на нашей стороне. Открытое пространство — метров семьдесят, уж как-нибудь осилим. База в лесу, подходы к лесу финны не контролируют. Нарваться — можем, но в качестве случайности, которую следует устранить. До базы от опушки — километра полтора, она в низине. С этой базы финны контролируют обе дороги, проходящие через лес…

— Выступаем в четыре утра, — приказал Мечников. — До рассвета окружим этих партизан, а как рассветет, начнем операцию. Подъем — в три часа, построение, постановка задачи. До трех часов можно спать.

С бойцами своей роты Никита уже познакомился. Всех не запомнил, да это и не важно. Не рота, а слезы. От штатного состава уцелела треть. Только вчера в госпиталь отправили двадцать человек — у большинства осколочные ранения. Дважды напоролись на минное поле — как узнаешь, что зарыты мины под полуметровым слоем снега? Для этого волшебником надо быть или с миноискателем в разведку ходить. Дважды подвергались снайперскому обстрелу — и те, кто выжил, стремительно умнели. Мрачные, неразговорчивые, они разглядывали исподлобья нового командира, и хотелось верить, что большого отторжения его личность не вызывала. Парни в основном молодые, уже обстрелянные, пережившие горечь потерь. Шуток и острот не позволяли, по крайней мере сегодня. Не пришли еще в себя после вчерашней мясорубки, не отдохнули. Призыв 39-го года, часть людей из Ленинградского военного округа, другие призывались с северных областей РСФСР — Кострома, Архангельск, Мурманск. Декабрьскую мясорубку никто из них не застал — в район боевых действий прибыли только в январе. Но даже за это время повидали всякого. Компания пестрая, работяги, сельская и городская молодежь, вчерашние студенты и даже два выпускника средних механико-строительных училищ. Рабочие с литейных, судостроительных заводов, стеклодув, слесарь-моторист с маслобойного завода, студент консерватории, работник охотничьей артели с Дальнего Востока. Большинство — комсомольцы, четыре члена партии…

Никита вертелся на жестком топчане. Потрескивала печка. Иногда поднимался кто-нибудь из лейтенантов, подбрасывал дрова, снова ложился. За окном крепчал мороз, и избушка без растопки быстро остывала.

— Товарищ старший лейтенант, вы спите? — подал голос Голубев.

— Пытаюсь.

— Вы женаты?

— Нет.

— Но планы есть?

— Планов — громадье… — Образ Лизы сразу всплыл перед глазами, и на душе потеплело. — Война закончится — сразу в загс, тут двух мнений быть не может…

— Рискну предположить, — засмеялся Скорин, — что время в госпитале вы даром не теряли и что-то там подхватили. Это ведь оттуда такие планы, верно?

— Тебе бы в уголовном розыске работать, Скорин, — хмыкнул Никита. — Выявлять агентов мировой контрреволюции и прочую блатную шелупонь.

— Так я и собирался, — признался взводный, — передумал в последний момент — вместо школы милиции в офицерское училище пошел.

— Сам-то женат?

— А то, — с гордостью признался Скорин. — Из-за Светки и пошел в училище, уж больно ей военные нравились. А как окончил, свадьбу сыграли. Грешно, конечно, но она уже на шестом месяце была — живот из-под свадебного платья вываливался.