— Вы каждый день уезжаете в Ленинград? — спросил Никита.
— Ну что вы, это невозможно физически, только на крыльях. Временно живу в Пискаревке — в общежитии текстильной фабрики. В комнате четыре девушки из Ленинграда…
Раньше дни тянулись, а теперь летели. Кончился январь, забрезжила на горизонте долгожданная выписка. «Середина февраля, не раньше, — отрезал лечащий врач. — Посмотрите на себя, уважаемый, — вы исхудали, у вас постоянные головные боли и головокружения. Благодарите нашу доброту, что не турнули из армии. И прекращайте, наконец, курить на лестнице у входа в полуподвал. Вы делаете это каждый час, радуясь, что вас никто не видит. Во-первых, там сквозняки, во-вторых, не припомню ни одного случая, чтобы курение помогло встать на ноги после тяжелой болезни…»
Но ему это помогало! Теперь он разминал ноги, много ходил. Однажды вечером, дождавшись, пока испарится врачебный персонал, натянул найденную в подсобке фуфайку и рискнул выйти на улицу. В эти дни мороз спал, доходило чуть не до оттепели. От избытка свежего воздуха закружилась голова. Никита добрел до решетки, опоясывающей бывшее имение «эксплуататоров и кровопийц», припал к ней и не мог надышаться. Воздух был напоен свежестью, за решеткой темнел лес. Все было мирно, и не верилось, что где-то идет война и каждый день гибнут люди. Лиза налетела, как вихрь! Никита не заметил, как она бежала — с непокрытой головой, в распахнутом пальто на рыбьем меху.
— Больной, вы с ума сошли! — заголосила девушка. — Что вы делаете? Мы вас лечим, лечим, а вы раздетый выходите на улицу!
— Так я же в фуфайке, — растерялся Никита.
— А на ногах что? Только тапки! — Она схватилась за голову, потом поволокла его за руку к зданию. — Ей-богу, Никита, вы пользуетесь моей добротой! Я на вас пожалуюсь! А ну, бегом в больницу!
— А вы пообещайте, что погуляете со мной… — упирался он.
— Хорошо, обещаю. Но не сегодня и при условии, что вы тепло оденетесь.
— Честное комсомольское?
— Да, честное комсомольское!
Следующим вечером они и в самом деле выбрались на улицу. Мечников был закутан, как малое дитя после простуды. Погода способствовала — с крыши даже капало. В беседке курили больные, с интересом на них поглядывали, и Никита ловил их завистливые взгляды. Они бродили по плохо очищенным от снега дорожкам. Лиза поскользнулась, ойкнула, схватила его за руку, потом сказала: «Здесь очень скользко, я буду за вас держаться, ладно?» — и, взяв под руку, уже не отпускала. Он, конечно, не возражал. Украдкой поглядывал на женский профиль — чуть вздернутый носик, тонко очерченную линию губ — и снова чувствовал вакуум в желудке, что-то тянущее…
— Вы точно собираетесь вернуться в армию? — спросила Лиза. Вопрос ее действительно волновал, хотя ответ был однозначен и не являлся для нее секретом. — Вы ведь можете найти себя в гражданской жизни, Никита? Не все служат в армии — как бы странно это ни звучало. Кто-то пашет, сеет, работает у станка, стоит у кульмана…
— Я должен, Лиза, — вздохнул он с покаянным видом. — Неважно, хочу я этого или нет, просто должен. Эту войну надо быстро закончить — затянулась она. После нее все будет хорошо, Ленинград вздохнет с облегчением, когда граница отодвинется от него подальше. И финской военщине стоит указать ее место — а то уж больно распоясалась…
— Это странная война, — вздохнула Лиза. — В газетах пишут, что мы наносим белофиннам поражение за поражением, уверенно продвигаемся вперед, но теперь вынуждены остановиться, перегруппировать войска, потому что линия Маннергейма оказалась чрезвычайно мощной — на ее строительство финны потратили не одно десятилетие, вложили в нее много миллионов своих финских марок…
Никита не стал ей говорить, что мощь финской обороны сильно преувеличена советской пропагандой, чтобы нивелировать собственные ошибки и промахи. Да, укрепления серьезные, но не всегда и не везде, войск у Финляндии недостаточно, вооружение слабое, современная техника отсутствует — воюют на хитрости и чистом энтузиазме…
— А в госпитале я увидела такое количество раненых, обмороженных — это просто жуть… — передернула плечами Лиза. — Нет, я не падаю в обморок при виде крови, все-таки медик, но здесь такое количество пострадавших… И это только один из многих госпиталей — причем офицерский, что тогда говорить о солдатских лазаретах… Иногда мне кажется, что в ста километрах отсюда идет настоящая война и против нашего государства бьется весь капиталистический мир…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу