Александр Тамоников - Зимняя война. Дороги чужого севера

Капитан был прав, но он зарвался, голова перестала соображать — ведь такое на фронте пережил. Никита не стал ему отвечать, отвернулся к стене.

Вечером следующего дня в палату вошли двое военных с синими петлицами и каменными физиономиями. «Капитан Осипов? — спросил один из них. — Просьба следовать за нами». Капитан побледнел, но держался. Он поднялся с кровати и, стараясь не хромать, направился к двери. Больше его не видели. Обитателей палаты не допрашивали. Кто «накапал» — неизвестно, в палате на тот вечер находились пятеро. За целые сутки никто не произнес ни слова, люди хмурились, прятали глаза.

Постепенно Мечников возвращался к жизни. Но случались рецидивы, ухудшалось самочувствие, обострялись боли. В один из таких дней, когда все плыло перед глазами, и он задыхался от боли в боку, над ним склонился призрачный ангел в медицинской шапочке и с короткими вьющимися волосами.

— А вы кто? — прошептал Никита. — Не имею удовольствия знать… Вы вообще существуете?

— Да, я существую, больной, — отозвалось существо в шапочке, — и сейчас вколю вам болезненный обезболивающий укол…

Он тихо засмеялся — почему болезненный, если обезболивающий? Какой в этом смысл? — и начал извиваться, когда тонкая игла всадилась в чувствительную мышцу.

— Какой же вы нежный и слабохарактерный, — посетовала девушка. — Почему мужчины так боятся этих уколов? Не могу понять, как они на поле боя справляются?

— Да, у женщин получилось бы лучше… — проговорил Никита, покрываясь испариной. — Ошиблось человеческое общество — еще у истоков своего существования… Женщинам бы на мамонтов охотиться и ловушки саблезубым тиграм ставить, а мужикам — еду готовить, детей воспитывать…

Теперь рассмеялась медсестра. Из пелены выплывало привлекательное лицо, печальные глаза, морщинки усталости на лбу.

— Вы кто? — шепотом повторил он.

— Ваша новая медсестра… Меня Елизаветой зовут, со вчерашнего дня работаю в этом госпитале. Живу в Ленинграде, учусь на последнем курсе медицинского института, а на работу в госпиталь записалась добровольно… Здесь не хватает медицинских работников. А таких, как вы, у меня два десятка в трех палатах.

— Вы еще придете?

— Конечно, приду, буду ставить вам уколы и поить пилюлями.

— Можем, погуляем когда-нибудь, Лиза?

— Погуляем, — решительно кивнула она, и смешные кудряшки под шапочкой вздрогнули. — По коридору — взад и вперед. С препятствиями. На улицу, извиняюсь, вы не пойдете — там зима.

Потом он видел эту девушку еще несколько раз — она мелькала, как белка, ставила уколы, общалась с больными, выслушивала глупые комплименты. Это было что-то новое в лазаретной жизни. Женщины тут были, но смотреть на них, за малым исключением, не хотелось. От Лизы же он не мог отвести глаз. Неизвестно, была ли она отличницей, в какой семье воспитывалась, но неженкой и слабовольной точно не была. С ее появлением в палате затихали матерки, лица офицеров становились задумчивыми, глаза затягивала поволока. Они прекращали стонать и предпочитали сидеть, а не лежать. По губам Лизы блуждала улыбка Джоконды, а глаза были грустными и какими-то недосягаемыми. Когда она входила в палату, казалось, что живительный ветерок влетает. Иногда Никита ловил на себе ее взгляд, и в животе возникал вакуум. Давненько он не испытывал таких странных чувств…

— Не болит ничего? — спрашивала Лиза. — Вот и славно, товарищ старший лейтенант… ой, простите, Никита Сергеевич… Ну, хорошо, еще раз простите — просто Никита… Тогда, извините, должна бежать, в другой раз поговорим — у меня в четвертой палате очень проблемный больной — капитан Архипов, он так матерится — увы, не столь голубых кровей, как вы… — и девушка убежала.

— Эй, старлей, ты никак запал на эту дивчину? — захихикал подстреленный в ягодицу капитан Курочкин. — Думаешь, выгорит? У нее ведь таких, как ты, тут — море разливанное…

Мечникова не смущали ухмылки, колкие замечания. Он отмечал про себя: входя в палату, девушка первым делом искала его взгляд, украдкой улыбалась и только потом приступала к работе. И рядом с ним задерживалась дольше, чем у других. Никита уже был в курсе, что ей 24 года, живет в Петроградском районе, родители преподают философию с историей в Ленинградском университете и в свое время были крайне расстроены, узнав, что дочь решила посвятить свою жизнь медицине. Увы, она не отличница — оценки хорошие и даже пара посредственных, но свое призвание она нашла и отступать не намерена. В глазах у девушки стояла затаенная печаль — она, по-видимому, не все о себе рассказала.