Александр Тамоников - Зимняя война. Дороги чужого севера

— Что, огорчили мы вас, господа?! — проорал Александров. Он решил не останавливаться на достигнутом, подполз к створу, бросил вниз еще одну гранату и откатился, зажав уши.

Подземелье снова тряхнуло. Что-то ломалось, выстреливал дым. Разведчики встали в полный рост, открыли огонь в затянутое дымом пространство. Обозначилась стальная лестница, под углом сбегающая вниз, от взрывов она не пострадала. Максимов первым загремел по ступеням, стреляя в клубы дыма. Ответного огня не было. Мечников полез за ним и видел, как в дыму Максимов ушел влево, за простенок. Никита спрыгнул с лестницы, метнулся вправо, споткнулся о какую-то тумбу, поднял голову. Из дыма проступали очертания стен, столы с радиостанциями, ворохи проводов, опутывающие аппаратуру. Перевернутые стулья, несколько тел в живописных позах. Трепетали на стене обрывки географической карты. До прихода «вандалов» здесь было чисто и даже уютно. В нише что-то вроде камина, небольшая тахта для отдыха. Прямо по курсу — очертания коридора — за ним еще одно помещение (а то и не одно). Слева двигался Максимов, спотыкался о разбросанные тела, обломки мебели, добивал автоматным огнем уцелевшую аппаратуру. «Пришли слоны в посудную лавку», — мелькнула мысль. По лестнице еще кто-то скатился, люди рассредоточились в узком пространстве. Короткий коридор, плавающий в дыму, подвергли плотному обстрелу. Из дальнего конца бункера прозвучало несколько выстрелов, послышался сдавленный хрип. Потом забился в припадке автомат «Суоми» — две длинные очереди, и магазин иссяк, стрелок лишь бесполезно щелкал спусковым крючком. Гремели какие-то шкафы, скрежетало железо.

— Чего мы возимся? Времени нет! — зло выкрикнул Карабаш и отправил гранату по касательной к полу. Она промчалась через пространство коридора, рванула в смежном помещении. Никита ворвался туда первым, закашлялся в дыму. И здесь аппаратура, столы, все обустроено с финской основательностью. Вернее, было — пока не началось… Горло скрутило от едкого дыма. Никита отбросил ногой обломки. Справа бойцы обнаружили еще пару дверей — в подсобку, в жилые помещения. Гремели выстрелы, кого-то вытаскивали из-под кровати, добивали. Оборвался тонкий фальцет, взывающий о пощаде. Никита добрался в дыму до металлических кабинок, с которых оторвало дверцы. Под одной из них кто-то стонал, вздымалось переломанное железо. Валялись личные вещи — сумки, бумаги, обрывки теплой одежды. Он ногой отбросил дверцу, вскинул автомат. Прислонившись спиной к кабинке, сидел мужчина в обожженном обмундировании. Лицо измазано кровью, но ничего смертельного, глубокая царапина на щеке. Его контузило, возможно, сломал руку, когда вокруг все стало падать. Он неловко поднял автомат, прижимая правый локоть к телу, физиономия исказилась от боли. Ствол дрожал, палец срывался со спускового крючка.

— Ну и что ты на меня свою «дуру» наставил? — проворчал Мечников. — Нет там у тебя ничего.

Автомат выскользнул из ослабевших рук, клюнул стволом. Никита направил «МР-28» ему в голову. Парню было слегка за двадцать, и вряд ли он был кадровым военным — мобилизованный связист. Может быть, бывший студент. Глаза подслеповато щурились, видимо, потерял очки. Но своего палача он видел и смотрел прямо ему в глаза. У парня были светлые волосы, серые глаза, из которых текли слезы. Никита колебался, клял себя за малодушие и все не мог решиться нажать на спуск. Этот парень был похож на его друга детства Серегу, утонувшего в реке накануне выпуска из детдома. Такие же глаза, такие же взъерошенные светлые волосы…

Финн глубоко вздохнул, поднял голову, в глазах его не было ни злости, ни ненависти, лишь какая-то грусть. Никита сплюнул, опустил автомат и забросил его за спину. Схватил парня за шиворот и поволок в подсобное помещение. Связист даже не пытался сопротивляться. Помещение было крохотное, там царил бедлам. Никита показал кивком подбородка: давай туда. Финн сообразил, заработал всеми конечностями, полез на гору мусора, при этом все озирался, не понимая, что происходит. Его хотят пристрелить в этой кабинке? Никита в сердцах захлопнул дверцу, замкнул задвижку.

— Духу не хватило, командир? — буркнул Кочергин, пробираясь мимо к выходу. — Думаете, зачтется на том свете? Ну, конечно, мы же такие добренькие. Только им позволено нас убивать…

— Заткнись! — огрызнулся взводный и прокричал: — Все наружу, уходим!

Узел связи перестал существовать, и это было очень хорошо.

Вдруг в конюшню ворвался взбудораженный Камбаров и, коверкая от волнения слова, доложил: