Александр Тамоников - Зимняя война. Дороги чужого севера

— Стой! — окрикнул часовой.

— Проверка караула из штаба полка, — представился Мечников. — Капитан Тыноярве. Где я могу найти лейтенанта Лапсала?

Фразу он заготовил заранее, несколько раз повторил ее вполголоса, чтобы жуткий акцент не бросался в уши. Он продолжал идти, игнорируя автомат и его обладателя. Часовой посторонился, чуть не споткнувшись о ступень, и смущенно произнес:

— Лейтенант Лапсала здесь… Справа дверь… Но сейчас он, наверное, спит, так положено по уставу. Вы можете поговорить с капралом Уарту…

К черту капрала Уарту! С ним поговорим позднее. Никита поднялся на крыльцо, постучал сапогами, сбивая снег. Часовой растерянно смотрел в спину — хотя должен был предупредить командира о визите постороннего. Главное, все делать быстро. Наглость города берет! Маленький коридор, наполовину загроможденный еловыми чурками. Слева за дверью — богатырский храп, спали свободные от смены караульные. Дверь справа была не заперта, но прочно держалась в дверной раме. Пришлось хорошенько ее рвануть, а потом закрыть за собой — с натягом и скрипом. В маленькой комнате имелся топчан, стол со стулом, подобие шкафа, у которого отсутствовала дверь. На столе горела керосиновая лампа. А кто это тут в неглиже? Из-под шинелей, перепутанных с армейскими одеялами, выбралась заспанная физиономия. Офицер до пояса был в нижнем белье, босой — отдыхал с комфортом, насколько это было возможно в полевых условиях. Он быстро поднялся, увидев старшего по званию с нахмуренным, явно не предвещающим ничего хорошего лицом. Играть с ним в игры и вести беседы Никита не собирался. Тот сразу все поймет по чудовищной речи! Он выхватил нож, приставил к животу офицера, слегка надавил, чтобы не осталось сомнений, а левой рукой схватил за отворот нательной рубахи, скомкал и крепко сжал. У офицера от страха чуть глаза не лопнули. Он попытался вырваться, но тут же рухнул на топчан и открыл рот, чтобы заорать. Скомканное одеяло оказалось под рукой очень кстати. Никита кинул его человеку на голову и чуть верхом на него не уселся! Офицер извивался, мычал. Пришлось отложить нож и засадить кулаком в живот. Лейтенант подавился, звуки мычащей коровы сделались глуше, а затем вообще сошли на «нет». Мечников отбросил одеяло, схватил его за горло, сжал, чтобы тот не усердствовал с шумовым сопровождением, снова схватился за нож, упер острие лезвия в живот и надавил. Тонкая сталь проткнула кожу, проникла внутрь. Офицер был багровый от боли и страха. Он прекратил сопротивляться, стал вялым и покорным.

— Лейтенант Лапсала, жизнь одна, какие бы мнения по этому поводу ни существовали, — процедил Никита. — Объект окружен двумя взводами полковой разведки Красной Армии. Малейшая ошибка с вашей стороны, и я буду вынужден вас убить. У вас нет ни единого шанса. И вы никогда не вернетесь в свой дом, не увидите родных и близких. Спасти вас может только одно: полное подчинение. Кивните, что понимаете.

Офицер лихорадочно закивал. Багровость на лице сменилась бледностью, принимающей зеленоватый оттенок.

— Отлично! — сказал Никита. — Тогда сейчас ты подходишь к окну, открываешь его и обращаешься к часовому, стоящему на крыльце. Говоришь то, что я скажу. Я буду стоять сзади, и если что не так, всажу нож в спину. То, что я сильнее, ты уже убедился. Часовому скажешь следующее: пусть передаст капралу, что важная проверка из штаба с донесением до каждого солдата ценной информации касательно несения службы. Через пять минут весь личный состав караула должен стоять на пустыре перед крыльцом. Весь — это значит ВЕСЬ. Часовые снимаются с постов… ведь за несколько минут ничего не случится, верно? Весь состав бодрствующей и отдыхающей смен, часовой от бункера, с крыльца… До деревни далеко?

— Нет, она рядом… — выдавил лейтенант.

— Отлично, пусть крикнут парню — и он прибежит.

— Но есть еще один пост — в поле на востоке…

— Ладно, оставим этот пост в покое, до того парня уже все донесли. Остальные через пять минут должны построиться во дворе. Людей на узле связи это не касается — пусть занимаются своим делом. Сможешь все сделать правильно? Я верю в тебя.

Этот парень мог выкинуть любой фортель. Вся надежда только на страх. Военные могли что-то заподозрить — особенно капрал, среди которых не часто встречаются дураки. Никита подтащил офицера к окну, держа его сзади за шиворот. Лезвие ножа проникло под лопатку, и нательное белье пропиталось кровью. Офицер тяжело дышал, спина дрожала, срывалась рука, воюя с оконной задвижкой. Со скрипом приоткрылась рама, и в комнату устремился морозный воздух. Никита ногой отодвинул стол с керосинкой — лишнее освещение ни к чему. Но пока все шло гладко. Лейтенант Лапсала кричал правильные слова, привлекая внимание часового. Голос дрожал, но в меру. Проверка из штаба, важное сообщение, передать капралу, чтобы собрал людей! Поняли приказ? Тот крикнул, что все понял. К тому же он уже знал, что прибыл «проверяющий». Никита оттащил офицера от окна, локтем прикрыл раму. На входной двери запора не было — это плохо. За дверью топали солдаты, чинно покидая караулку, бряцало оружие. Никому из них — тому же капралу — ничто не мешало постучать для уточнения приказа или войти без стука! Но субординация в этом войске все же была, в избушке стало тихо. Вышли все. Перекликались люди на улице, горластый мужик звал часового из деревни. Скрипели ворота конюшни. Самый трепетный момент: вдруг что-то пойдет не так, даже маленькая оплошность чревата катастрофой… А ведь еще люди на узле связи… Никита волновался не меньше офицера, которого он взял за горло, продолжая всаживать в тело клинок. Что происходило у этого парня в сознании? Они ведь все принимали присягу, имели представление, пусть и ложное, об офицерской чести, о солдатском долге…