Александр Тамоников - Зимняя война. Дороги чужого севера

— Вот мать твою, — посетовал Иванченко, — гоняйся теперь за ним. Можно подумать, нам делать больше нечего… — и, извиваясь как уж, пополз по растоптанной тропке.

Солдат вскрикнул, когда под ногами вдруг беззвучно взорвался снег, выросло «нечто», повалило его и сжало горло. Он не слышал, как за ним ползли — уши шапки были плотно завязаны. Сделавший свое дело Иванченко встал во весь рост и стал изображать часового, а Никита с Карабашем оттащили пленного в ближайшую яму, где и провели «содержательную беседу». Военнослужащего звали Кайло Топпинен, он был молод и больше всего на свете хотел жить. Финны были храбрые, когда воевали плечом к плечу, ощущали поддержку соседа, а поражения Красной Армии только укрепляли их боевой дух. Оставшись наедине со смертью, они испытывали панический ужас и готовы были продать хоть мать родную. Сколько у него детей, какими болезнями страдают родственники, разведчиков мало волновало, хотя солдат и пытался это донести до их сострадательных и милосердных душ. Он сообщил, что к востоку от деревни располагался замаскированный узел связи. В штате — восемь связистов, включая трех офицеров и караульное отделение. Объект осуществлял бесперебойную телефонную и радиосвязь между подразделениями в данном районе. Войска готовились к нанесению контрудара, но случилась заминка, про которую Топпинен ничего не знает. Офицеры были расстроены и получили нагоняй от начальства. («Наша работа», — не без удовольствия пробормотал Карабаш.) В самой деревне войск не было — осуществлялся режим маскировки. Войска дислоцировались в окрестных лесах и перелесках. До противника, насколько знал рядовой, отсюда километра четыре, но у Красной Армии здесь только кордоны и пулеметные заграждения, а порой — и вовсе ничего, можно прогуляться хоть до Ленинграда. Деревня заброшена, за восточной околицей бывшая конюшня, в помещении которой и прорыт бункер. Раньше там был подвал, финские специалисты его расширили, углубили, усилили бетоном. Стоит старая завалюха — и никто не догадается, что там важный военный объект. Бдительность — не на должном уровне. До текущей ночи русская разведка не проявляла активности, и военные расслабились. В карауле — двенадцать душ, не считая капрала и начальника караула лейтенанта Лапсалы. Узел функционирует круглосуточно — связисты спят по очереди. Караульное помещение — бревенчатая изба, примыкающая к конюшне. В левой части — непосредственно караулка, справа — угловая комната, где проводит время лейтенант Лапсала. Четыре поста — один в деревне, другой в поле на востоке, третий — у входа в бункер, четвертый — на крыльце у бревенчатой избушки. Служба размеренная, печка, теплая одежда, необременительная компания…

Никита отвернулся — «милосердный и сострадательный» Карабаш ликвидировал часового с одного удара. Мерцающий в поле «часовой» Иванченко поднял руку, и через минуту подползли остальные разведчики, сосредоточились вокруг тропки. Никита кратко донес до личного состава свежие разведданные.

— Наш случай, — хмыкнул Латкин.

— Перережем кабель? — не сообразил Данилов.

— Перережем узел связи, — поправил Мечников. — Упустить такую возможность мы не можем — это будет преступлением. Войска находятся далеко, прибудут не сразу, и у нас останется время вырваться в южном направлении. До конюшни метров четыреста, максимум пятьсот. Складки местности позволяют подойти незаметно. В общем, слушай мою команду, взвод…

Преображение в финского офицера стало входить в привычку. Никита возник из темноты и уверенно шагал, делая отмашку правой рукой. Восемь пар глаз смотрели в спину, и лопатка яростно чесалась. Нечего таращиться, должны ползти и занимать позицию! Копошился в глубине сознания мерзкий червячок, сверлил черепную коробку, вопрошал: а уверен ли старший лейтенант Мечников, что удача всегда будет рядом? Он гнал червячка, думал только о деле. Небо на востоке начинало сереть — еще часок, и рассветет. Справа остался завалившийся в овраг сарай. Возникло большое приземистое строение, за ним еще какие-то постройки, но они интереса не представляли. Слева в здании конюшни проявлялись приоткрытые ворота. Справа к объекту примыкала избушка — маленькая, два окна, дверь, крыльцо. У крыльца часовой в тулупе. Напротив — пустырь, растоптанный сапогами и валенками, здесь происходили построения. Доносился глухой, словно из-под земли, гул генератора. Хотя почему «словно»?

Часовой насторожился, стащил на всякий случай автомат с плеча. Вблизи проявилось лицо — немного удивленное, с большими заспанными глазами.