Андрей Воронин - Банда возвращается

— А то, что окурок этот найден в курительной комнате, где был убит Смоленцев, — у Кожинова было багровое лицо, на лбу поблескивали капельки пота. — Причем это единственный найденный там окурок, помимо, конечно, фильтра от сигареты самого Смоленцева.

— Но я же сразу сказал, что был в курилке и курил там, это же совершенно естественно. Почему из этого вдруг вытекают какие-то подозрения?

Генерал Кожинов грозно сдвинул брови:

— Сказали вы это далеко не сразу, а только после того, как вас строго допросили и предъявили ручку с вашими, как уже известно, отпечатками пальцев, найденную в туалете.

— Сказал не сразу, потому что испугался, — это тоже естественно. И вы испугались бы на моем месте… К тому же…

— Что — к тому же?

— Не терял я никакой ручки, — губы альбиноса заметно дрожали, дрожал и голос, — я в туалет вообще не заходил. Я сидел и курил после совещания, когда в туалет зашел Смоленцев. Я затушил сигарету и вышел оттуда.

— Вышел и все? — усмехнулся Кожинов.

— Все. Делайте со мной, что хотите. Это все, что я могу сообщить вам по делу об убийстве.

— Хорошо, Олег Александрович, допустим, что все так. Но хотелось бы знать, почему вы так сразу, торопливо покинули помещение. Куда-то опаздывали?

Альбинос чуть не плакал:

— Нет. Я никуда не опаздывал. У нас были неприязненные отношение с Виктором в последние месяцы, поэтому мне не хотелось с ним разговаривать.

— Вы здоровались?

— Нет.

Генерал вел допрос в довольно быстром темпе. Подозреваемые часто не выдерживают этого темпа и проговариваются, что, естественно, значительно облегчает следствие.

— Почему вы поссорились?

— Я работал у него, а потом вследствие производственных проблем ушел из его телестудии.

Кожинов заметно оживился:

— Вот об этом и стоит нам поговорить поподробнее. У нас есть некоторые показания относительно характера ваших разногласий. Речь идет просто о тысячах долларов рекламных денег, которые вы утаивали на телестудии. Разве не так?.. Смоленцев выгнал вас со скандалом, а мог бы вообще привлечь к уголовной ответственности…

— Я хочу, чтобы допрос велся с адвокатом, вы шьете мне дело о тяжелейшем убийстве, подтасовываете факты! — альбинос сорвался на крик. — Вы думаете, я ничего не понимаю? Вы же ославите меня на всю страну… Как мне потом жить со всем этим? Или вы хотите поскорее сослать меня по этапу — первого подвернувшегося. И доложить по инстанции: виновный найден… Но я ведь не виновен и понятия не имею, кто убил Виктора и что там произошло…

— Так вот я вам сейчас скажу, как все произошло, — голос Кожинова стал металлически жестким. — Достаточно двух найденных окурков, чтобы восстановить картину убийства. Вы сидели в курилке, и приход Смоленцева был для вас действительно неожиданностью. Однако вы не ушли сразу, — как рассказываете нам тут байки, — Смоленцев успел закурить и сесть в кресло. Его сигарета дотлела уже на полу, возле нее лежал длинный столбик пепла, — генерал вытер со лба пот платочком. — Вы затушили свой окурок, а затем неожиданно ударили Смоленцева тяжелой хрустальной пепельницей по голове.

— Что за бред! — альбинос вскочил.

— Сядьте, гражданин Глушко! На крик тут никого не возьмешь, — Кожинов ударил ладонью по столу, отчего Глушко немедленно затих и сел. — Дальше вы запаниковали, потому что совершили все это спонтанно, в состоянии аффекта, как говорится, — не могли же вы выбрать такое место — Кремль — для умышленного убийства. Это было; бы, согласитесь, более чем странно. Хотя и эту версию мы проверим… — голос генерала Кожинова был спокоен. — Однако никто в курилку не входил, и вы схватили тело и потащили его, чтобы спрятать в туалетной кабинке. За голову тащили?

— Я никого не тащил! — подозреваемый Глушко был смертельно бледен.

— Тащили за голову или приподнимали, и повредили шейные позвонки при этом. Затем вы быстро ушли, — генерал рассказывал с такой уверенностью, будто сам был очевидцем происходящего. — Пепельница рифленая со всех сторон, поэтому ее не было нужды протирать, а свой окурок вы не решились отыскать — у вас на то просто не было времени. А может быть, разволновавшись, забыли.

Так все было? — Кожинов пытливо заглядывал в глаза Глушко. — Или изложите свою версию?

— Я уже сказал вам, как было, но вы почему-то не хотите слушать меня.

Кожинов действительно как бы не слышал его:

— Может быть, Смоленцев на вас напал, а вы защищались? Подумайте! А потом я хочу узнать, о чем вы говорили и что послужило причиной того, что вы пришли в такое бешенство.