Сергей Дышев - Танкист из штрафбата

Эти условности оказались совершенно ненужными в Испании, в его первом и последующих боях с франкистами в составе 1-й бронетанковой бригады. В январе 1937 года бригада контратаковала укрепленные позиции франкистов под Мадридом. Чугун командовал танковой ротой, у них были отличные по тому времени танки Т-26.

Вот тогда он почувствовал кураж и упоение в бою. Мятежники исступленно отбивались от них пулеметным огнем и короткими контратаками пехоты и танков. Наши танки сметали вражескую пехоту, размазывали ее по холодной испанской земле.

Отменно показали себя броневики БА-6, которые подбили несколько танков. Чугун воочию убедился, что такое право сильного, когда у тебя более мощное оружие. Противостояли им немецкие танки Pz. 1 и танкетки CV 3, имевшие только лишь пулеметное вооружение и слабую броню.

Их помощь своей пехоте была недолгой, как горение спички. Как сейчас, перед глазами яркая картина, когда первым же выстрелом Чугун буквально расколол танкетку, а потом влепил снаряд в танк Pz. 1, выскочивший на линию огня. Они были бессильны против Т-26, как стая щенков против матерого пса.

Но в последний день февраля обе стороны после больших потерь и моря пролитой крови, не добившись стратегических успехов, перешли к обороне. А впереди был еще самый страшный бой, скорее, бойня, и тогда он уцелел, наверное, чудом.

Но немцы сделали для себя выводы, и в июне 1941-го границу СССР перешли уже качественно новые танки. Основной машиной в начале восточной кампании стал средний танк Pz III. Однако все его виды значительно уступали советским Т-34 или КВ в бронировании и огневой мощи.

Но этому незначительному техническому преимуществу вермахт противопоставил умение вести современную войну. Катастрофические неудачи Красной Армии в первые месяцы боев заставили командиров большой кровью нарабатывать боевой опыт.

Чугун, будучи уже в должности комбрига, по всем поступающим материалам и донесениям разведотделов анализировал действия немецких танковых «клиньев», постигал особенности оперативного руководства, планирования операций и, чего было не отнять, слаженности, организованности и хорошей управляемости немецкой армии. Когда вся Европа ползает перед тобой на коленях, боевой дух придает утроенные силы.

…Стрелки чрезвычайной ситуации продолжали отсчитывать время, и особист бригады тоже по-особому был обеспокоен, потому что худший вариант определялся как «дезертирство» или даже «переход в стан противника». И тогда ему тоже достанется по первое число за то, что своевременно не выявил врага.

Когда Дубасов наконец услышал в эфире голос Родина и уяснил, что экипаж не перепился, а, наоборот, захватил немецкий танк с офицером и следует в родное расположение и что это, скорее всего, правда, он тут же решительным и скорым шагом направился к командиру бригады.

Чугун выслушал слегка запыхавшегося майора и спросил:

– Уверен, что сведения достоверные? Слишком уж все красиво…

Не раздумывая, тут, как говорится, пан или пропал, комбат ответил:

– Родин, конечно, сорвиголова, но ему верить можно. Впереди идет наша «тридцатьчетверка», за ним – он сам за рычагами немецкого танка.

Как простые исполнительные и дисциплинированные ребята из 2-го танкового батальона обеспечили встречу, организовали взаимодействие и едва не угробили командира взвода Родина, танкиста Баграева и пленного немецкого лейтенанта с танком, еще будут разбираться… А сейчас Родин поставил условие, что не тронется с места, пока отправленный для эвакуации танк не подцепит их «тридцатьчетверку» и не подвезет ее на исходный рубеж. Тут старший лейтенант, командир танка не стал спорить, сам бы поступил так: своих не оставляют.

– Приободрились, орлы! – крикнул Родин Сидорскому и Деревянко, когда они подъехали и появились перед его очами. – Принять гвардейский вид, триумфаторы!

И кавалькада из четырех боевых машин тронулась с места.

Пехотный командир крикнул на прощание:

– Удачи тебе, Иван!

– И тебе, Ваня. Даст бог, свидимся! – махнул рукой Родин.

Старший лейтенант доехал до штабной палатки командира бригады и скомандовал:

– Приехали!

Он спрыгнул с танка и пошел докладывать о выполненном задании.

У входа в палатку стояли по стойке «вольно» ротный командир Бражкин и комбат Дубасов, прочесть что-либо на их лицах было сложно, за короткое время событийная шкала скакнула от «чрезвычайной ситуации» до победного плюса.

Комбриг Чугун прохаживался тут же, едва скрывая радостное нетерпение. Сам лихой танкист, называвший танк боевым конем, он знал цену таким немыслимым проделкам, вылазкам в тыл врага, переполоху и в итоге беспощадному уничтожению всего движущегося.