Александр Тамоников - След в заброшенном доме

– Подстрелили Николая полгода назад, – подал голос Иващенко. – Малину брали на Затоне, так паханы палить начали, он положил одного, а потом в плечо пулю схлопотал и так при этом выражался, что ему потом начальство благодарность перед строем объявило с занесением в личное дело.

– Зажило как на собаке, – заявил Одинцов. – Только все равно это не фронт.

– Не надо стыдиться, что ты не в армии, – сказал Осокин. – Если все уйдут воевать, кто же будет охранять наши тылы? В вашей биографии, товарищ Иващенко, тоже, видимо, отсутствует военное прошлое?

– Чуток присутствует, – не смутился оперуполномоченный. – Я же в Белоруссии работал в уголовном розыске, когда война началась. Город Речица в Гомельской области. Может, слышали? Жену с сыном успел в эвакуацию отправить. Их состав бомбежке с воздуха подвергся, но прорвались. Сам в ополчение записался. Наш отдел в полном составе это сделал. Тяжелые бои шли, мало кто выжил, отступали вместе со своими, под Малой Тузой в котел попали, еле вырвались. Контузило меня тогда крепко, позвоночник задело. Часть тела парализовало, в госпиталь вывезли. Думал, хана, инвалидом стану, но нет, оклемался. На фронт, правда, больше не взяли, смеялись еще, дескать, парализует тебя во время атаки и будешь там торчать как пугало.

«Инвалидов каких-то дали», – недовольно подумал Иван.

– Вы зря так на нас смотрите, товарищ капитан, – выдал Одинцов.

Он словно прочитал чужие мысли. Этот парень назойливо напоминал покойного Лугового, что капитану решительно не нравилось.

– Мы вовсе не калеки, у нас в милиции все такие. Старые раны давно зажили, можем бегать, прыгать.

– Ваше умение бегать и прыгать меня волнует в последнюю очередь. Прежде всего мне нужны думающие, наблюдательные и осведомленные работники.

Осокин смотрел на них и кусал губы. Работать некому, и любая помощь со стороны – это плюс. Рабоче-крестьянская милиция состоит из обученных профессионалов, беззаветно преданных делу коммунистической партии и досконально знающих свое дело.

Но сегодня к черту агитки! В жизни все сложнее и хуже.

Проще говоря, милиции Иван не верил. Чалый тоже был милиционером, и наверняка не он один окопался в органах. Кто такие эти двое? Насколько можно верить Окладникову? На тебе, боже, что нам негоже? Или что похуже? Капитан всматривался в их лица и не мог разобраться со своими чувствами, не знал, можно ли им доверить?

– Мы знаем про Чалого, товарищ капитан, – подал голос Иващенко. – В разных отделах трудились, ничего общего по работе. Отношения шапочные, привет, пока. Он был такой же, как и все.

– А еще нам сказали, что с вами произошло под Бекасово. – Одинцов слегка покраснел. – Сочувствуем, товарищ капитан, знаем, что вам нелегко, но и нам, кстати, тоже. Мы никогда не пересекались с военной контрразведкой, это странно и непривычно. Не хотите с нами работать, нам же лучше, у нас куча своих дел.

– А если принимаете помощь, то давайте без тайн, товарищ капитан, – заявил Иващенко. – Государственные секреты нам знать не надо, но если мы не будем в курсе происходящего, то толковой работы не получится. – Офицер милиции напрягся, ожидая вспышки гнева контрразведчика, и переглянулся с товарищем. Тот еле заметно кивнул ему. Мол, вместе на Колыму поедем.

Иван улыбнулся. Чем он рисковал? Так уж принято в этой стране. Все секреты давно известны врагам, и только безвинные граждане пребывают в полном неведении.

– Хорошо, товарищи уполномоченные, у вас будет возможность выяснить, что за зверь такой контрразведка и с чем ее едят. Все сведения, которые вы получите, являются секретными. За их разглашение полагается наказание. Предупреждаю об этом только раз. С этой минуты вы забываете о своих делах в уголовном розыске и работаете только на меня. Соответствующие полномочия будут выписаны, документы розданы. Милицейскую форму я больше видеть не должен. Вы будете носить обычную гражданскую одежду, оружие всегда держать при себе и действовать по моим указаниям. Любая инициатива допускается только с моего одобрения.

– Это как? – спросил Одинцов, а бесцветный лик Иващенко на миг осветила улыбка.

– Именно так. Вы прекрасно понимаете, что я хочу сказать. Приказы выполнять беспрекословно. Вольница наказывается. Будут пытать сослуживцы о работе контрразведки – немедленный доклад мне. Не надо воображать, будто занимаетесь стукачеством. Я всегда должен знать, где вы находитесь. Домашние адреса на стол. Я обращаюсь к вам на «ты», и мне плевать, как вы к этому относитесь. Строевым шагом можно не подходить, – закончил он на шутливой ноте. – И не маячьте тут по стойке смирно, надоело уже. Присаживайтесь.