Александр Тамоников - Даманский. Огненные берега

— Невероятная история произошла с вашим Бабаевым, — доверительно сообщил майор медицинской службы в белом халате. — Сам факт, что он сумел вырваться, — это ладно. Чуток умения, чуток везения. Но как ему удалось избежать непоправимого обморожения — уму непостижимо. Думаю, сработал целый ряд факторов: здоровый организм, хорошее кровообращение, к тому же он постоянно находился в движении. Поправится, ничего страшного, пусть полежит несколько дней. Его сильно избили, но это дело житейское, внутренние органы не повреждены, переломов нет. Бога, конечно, не существует, но пусть при случае ваш Бабаев ему свечку поставит, — пошутил майор.

К Михаилу в этот час нагрянула целая делегация: старшина Фролов, рядовой Черемшин, сержант Покровский. Все трое смутились, подмигнули товарищу и быстро ретировались. Бабаев лежал на кровати, надутый, как индюк, недовольно сопел. Кисти рук еще отдавали синевой, но, в принципе, слушались. Опухший, сам на себя не похожий, физиономия заклеена пластырем. На таблетках человек да на уколах — кровь разгоняют. Увидев в дверях комвзвода, стал было подниматься.

— Куда? Лежи! — встрепенулся Павел. — Ты еще честь отдай, стойку «смирно» прими и отрапортуй по полной форме. Лежи, говорю. Больной так больной.

— Да цел я, товарищ лейтенант, — вздохнул Бабаев. — Врач сказал, что все у меня живое, кости на месте, могу вставать, скоро вернусь к несению службы… Ладно, полежу еще, — он откинул голову. — Вы уж не скрывайте усмешку-то, чего там. Эти трое меня увидели — оборжались. Мелочь, а приятно…

— Просто они обрадовались, что ты живой, — сказал Павел. — После всего, что вчера случилось… Вас же с Локтионовым на самом деле похоронили, только трупы не нашли, сегодня собирались остров заново прочесывать.

— В землянке Локтионов, на той стороне, — помрачнел Бабаев. — Умер Сашка, пока я без сознания валялся, его полумертвым туда притащили…

— Рассказывай, Михаил, где был, что видел, как выпутался.

Он видел по глазам, что Бабаев не врет и ни на йоту не преувеличивает. Балабол, прихвастнуть не дурак, но — не сегодня. Михаил бледнел по мере рассказа, пальцы сжимались в кулаки, жилка бешено пульсировала на виске. Павел недоверчиво качал головой. Ай да сукин сын этот Бабаев…

— То есть на чужбине тебе не понравилось, — усмехнулся Павел. — На Родину потянуло.

— Да, заскучать успел по Родине, — согласился парень, — просто обозлился, товарищ лейтенант. Не представляете, какое бешенство взяло… Заберите меня отсюда, — взмолился Михаил. — Ну, не хочу я валяться в госпиталях, на волю тянет, хреново мне здесь. Я же могу вставать, ходить — все обошлось. А врач не пускает — говорит, твое бегство из госпиталя будет приравнено к дезертирству…

— Лежи, — отрезал Павел, — набирайся сил. Переживем без тебя пару дней. Трудно нам будет, но мы сильные, справимся. Ты со следователем военной прокуратуры еще не беседовал?

— Нет еще, — вздохнул Бабаев. — Самое приятное еще предстоит. Как думаете, не привлекут меня?

— За что? — изумился Павел.

— Ну, так это… — Михаил замялся. — Вроде как в плену побывал и, вообще, за границей…

— Ты того, да? — Павел не сдержался, постучал по виску. — Гони эту дурь из головы, рядовой Бабаев. Ты совершил самоотверженный поступок, вел себя геройски, проявил стойкость и находчивость. Но пообщаться с прокуратурой придется — порядок такой. Сможешь сообщить о дислокации их войск?

— Да куда там, не в разведку же ходил, товарищ лейтенант… — раненый сокрушенно вздохнул, — шляются по лесу с автоматами, как лешие… Землянки у них — явно не сейчас вырыли, все прогнить успело, давно, видно, глаз на наш остров положили… А еще просеку прорубили, батарею сорокапяток на обрыв подтащили, чтобы лупить по нашим позициям, только наши эту батарею уже в пух разнесли…

— Вот об этом и поговоришь со следователем. Может, еще что-нибудь вспомнишь. Ну, бывай, гулена, не скучай. — Павел протянул руку, Бабаев ее с удивлением пожал. Рука у него была вялой, пальцы слушались плохо. — Не сбегай никуда, отлежись хоть пару дней.

Китайская сторона недобро помалкивала. Северный берег с колючим прищуром взирал на вожделенный остров.

В этот же день в пустую пристройку поселковой лечебницы перевезли тела погибших пограничников. Намеренно выбирали помещение без отопления. Трупы положили в ряд, прикрыли простынями. Начинала работу комиссия военной судмедэкспертизы.

Люди отворачивались, прятали глаза. Большинство тел было изувечено. Их добивали штыками. Потом, уже мертвым, выкалывали глаза, уродовали лица — с каким-то необъяснимым, психиатрическим наслаждением. Те, кто это делал, не были людьми…