Александр Тамоников - Даманский. Огненные берега

— Мне сегодня такое рассказывали, Паша… — шептала она. — Это невозможно, мы же в мирное время живем… Александра Львовна Стрельцова потеряла мужа… Она казалась спокойной, безучастной, а потом в обморок стала падать, ей нашатырь давали, чтобы очнулась… Ее прорвало: стала кричать, что умереть хочет, что ей теперь незачем жить… Говорили, что один из офицеров на острове остался, что вас убивают там одного за другим. Я чуть не поседела… А с вами даже связи не было, и в часть нас не пускали. Нас несколько женщин было, мы на берег пытались пробраться, чтобы увидеть хоть что-то, но нас военные обратно отправили…

— Ерунда, — отмахивался Павел. — Серьезно, Настя, я совсем не рисковал, мы в укрытиях лежали. И не один я офицер там был, нас целая куча была — Бубенцов с «Куликовских сопок». Поначалу — да, страшновато было, а потом наша техника подтянулась, китайцы побежали, как муравьи… Они трусливые, их и бояться-то стыдно. Теперь все тихо будет, они не полезут больше.

— А люди говорят — полезут… — Настя колебалась. — И ничего они не трусы, в них коллективизм развит, они привыкли все толпой делать. Как полезут тысячами, так не остановишь. Их специально подготовили пропагандой против нас — мол, займем сначала этот остров, потом всю Сибирь, зачем Советскому Союзу столько земли?

— Собираешь досужие сплетни, — рассердился Павел. — Признайся, тебя соседка подогревает — та еще, похоже, злыдня? Сама все выдумывает, а потом пугает людей…

— Паша, а они точно не вернутся? — Настя вцепилась ему в плечо.

— Точно, — проворчал он. — Уж поверь моему честному офицерскому слову.

Он действительно верил, что все закончилось. Китайцы обломали зубы и смирились с поражением. Как не верить — просочились данные, что в тылу развертываются армейские части, и не просто пехота, а дальнобойная артиллерия и даже секретные установки залпового огня «Град». Секретное — это для внутреннего употребления, а в китайских штабах прекрасно осведомлены, что такое «Град» и на сколько десятков километров стоит держаться от него подальше. Но с беспочвенными слухами действительно следует бороться, иначе никакой семейной жизни не будет!

— А помнишь, как мы в Крым ездили после свадьбы? — прошептала Настя с придыханием. — Всего неделю там пробыли, зато — как в раю… Какие закаты были в Форосе… Все так замечательно, романтично, казалось, что и жизнь у нас такая же сложится. Я пила массандровское вино, ты — чешское пиво… Где все это, Пашенька?

— Вернется, родная, обязательно вернется, — шептал он. — Ты, главное, не думай о плохом, хуже уже не будет.

А ночью он метался, распахивал глаза, вскакивал. Половина его взвода погибла в этой мясорубке. Он и знал-то их всего несколько дней, а если бы год? Полтора? Они вставали перед глазами — живые, улыбчивые. Бабаев, воспитанием которого уже не суждено заняться — по причине его героической смерти, Лузин, Филипчук, Локтионов, Терехов, которого он заставил отжиматься за безобидную реплику, и теперь раскаивался. Начальник заставы Стрельцов Иван Терентьевич, комвзвода Орехов Юрий Борисович… Бабаева и Локтионова вроде не нашли, но это ничего не значит, могли провалиться под лед, могли остаться в какой-нибудь расщелине. Будут заново осматривать остров — найдут…

Ночь прошла спокойно. Посыльные со срочными вестями в дверь не стучали. Утром Настя снова всплакнула, не хотела выпускать Павла из дома.

— Так запри меня, — вздыхал он. — А потом извести старшего лейтенанта Писарева и полковника Леонидова, что приняла волевое решение не отпускать мужа на службу. Они поймут, в армии это обычное дело. Прояви сознательность, ты же комсомолка!

— Да я сознательная, — всхлипывала жена. — Во мне целая бездна сознательности. Я просто не хочу, чтобы тебя убили…

Поссориться не удалось, она смотрела такими глазами, что у него язык не повернулся ей нагрубить. Настя осунулась, выглядела плохо.

По прибытии в часть ему сообщили ошеломительное известие: Бабаев жив! Попал в плен, вырвался с боем, отправил на тот свет целую прорву китайцев, кое-как дополз до нашего берега, где его подобрал наряд!

Павел крикнул дневальному, чтобы не теряли бдительности, помчался в госпиталь, развернутый на краю поселка. Учреждение работало полным ходом — девять операций за ночь, извлеченные осколки, пули. Больше, слава богу, никто не умер. Но многих надо отправлять на «большую землю» — у местного госпиталя не хватало возможности продолжать лечение. Здесь выполнялись только экстренные операции. Бойцы лежали на кроватях, многие — без сознания, работал не покладая рук персонал. Кто-то метался в бреду, звал маму.