Андрей Воронин - Инструктор. Первый класс

Решение пришло мгновенно, в сотые доли секунды. «Бьюик», при всех его превосходных качествах, был немного староват, чтобы тягаться с новехонькой иномаркой. Даже повышенная проходимость в данном случае ничего не меняла, поскольку «субару» тоже имела привод на все четыре колеса, а состязаться им предстояло не на пересеченной местности, а на дороге — пусть скверной, разбитой, но все-таки дороге с твердым асфальтовым покрытием.

Проще всего было позвонить Мещерякову. Тот в два счета организовал бы ловкачам на черной «субару» теплую встречу, перекрыв все дороги. Это был не только самый простой, но и самый разумный выход, и Забродов поступил бы именно так, если бы не одно «но». Это «но» лежало на полу под распахнутым окном с пистолетом в руке, и вид простреленной рясы одним махом перечеркивал все.

Пробегая мимо Голубева, который ничком лежал в грязи посреди огорода — босой, в растянутом трико, с пулей в затылке и с огромным кровавым пятном во всю спину, — Илларион заметил в его руке серебристый блеск металла и недобро усмехнулся на бегу. На раскисшей земле вокруг трупа было полно следов, но и без них картина представлялась вполне ясной. Ребята оказались ловкачами. Они заметали следы впопыхах и действовали небрежно, но местных ментов их инсценировка устроила бы вполне, поскольку позволяла сдать дело в архив, ничего не расследуя. Настоятель прихода Свято-Никольского храма отец Михаил Дымов, придя в гости к гражданину Голубеву, поссорился с ним — возможно, из-за расхождения в толкованиях какого-нибудь отрывка из Библии, а может быть, и на бытовой почве — и, не придумав ничего лучшего, открыл огонь из пистолета системы «беретта»… «Ну, это бы еще куда ни шло, — подумал Илларион, с разбега перемахивая покосившийся штакетник, что отделял огород покойного маньяка от соседнего участка. — Если принять во внимание прошлое приходского священника и не принимать во внимание все остальное, наличие у него под рясой семнадцатизарядного чудища еще можно как-то объяснить. Но Голубев-то, Голубев! Получается, он кинулся наутек, отстреливаясь от батюшки из пистолета, который стоит больше, чем его дом! А батюшка с простреленным сердцем всадил ему пулю в позвоночник и еще одну, для верности, в затылок… Или наоборот: получив два смертельных ранения, Голубев обернулся и с завидной меткостью изрешетил маячащего в окне священника».

А что до умышленных отравлений, так их просто не было. Ни отравлений не было, ни оборудованной в кладовке химической лаборатории — ничего, что бросало бы тень на фирму «Бельведер» и качество поставляемого ею продукта. И интервью, записанного Дымовым на видеокамеру, не было тоже: камера исчезла, как и химические причиндалы Голубева, и можно было не сомневаться, где она в данный момент находится…

Из-за угла какого-то бревенчатого строения — не то бани, не то сарая — навстречу ему с бешеным лаем вывернулась рослая лохматая дворняга. Скаля желтые клыки, псина бросилась на чужака, дерзнувшего пересечь границу охраняемого ею участка, но отчего-то передумала рвать нарушителя в клочья — остановилась на бегу, тормозя передними лапами и присев на задние, поджала хвост и с паническим визгом без оглядки кинулась обратно за угол, в будку.

Забродов с разбегу взлетел на припорошенную мокрым снегом поленницу, а оттуда — на гребень высоченного, в полтора человеческих роста, забора. Позади с дробным деревянным стуком посыпались дрова, и кто-то, не замеченный им на бегу, напутствовал его хриплым матом. Некая небритая личность в надетом поверх матросского тельника драном ватнике заступила путь, держа наперевес навозные вилы с таким видом, словно всерьез намеревалась ими воспользоваться. Не замедляя бега, Илларион толкнул деревянный черенок, как вертушку турникета; личность закрутило винтом, и она села в грязь, уронив свое пахучее оружие.

Перемахнув последний на своем пути забор, он побежал по косогору. Впереди, метрах в двухстах, виднелся переброшенный через ложбину мостик, а за ним торчала знакомая бетонная стела. Черной «субару» нигде не было видно, и Забродов не знал, пересекла она мост или еще до него не добралась. Поросший мокрой заснеженной травой склон был скользким, старые кротовые кучки подавались под ногой, как мягкое масло или свежий навоз. Сквозь шорох одежды, топот и шум собственного дыхания Иллариону послышался нарастающий звук автомобильного мотора. Он наддал, хотя это казалось невозможным, вкладывая в этот бросок остаток сил, как марафонец на финише. «Не упустить бы, — в такт бешеным ударам пульса билась в голове неотвязная мысль. — Только бы не упустить!»