Константин Стогний - Позывной «Крест»

Мосул может гордиться тем, что принадлежит древнейшей из урбанистических цивилизаций, где постоянно кипит жизнь. И даже по ночам шумит его неугомонное население. Толчея на базарах, эхо в переулках. Здесь царит неутомимый кочевнический дух.

— Мне нравится этот город! — вздохнул Виктор за рулем внедорожника «Тойота Лэнд Крузер 200», который взял напрокат сразу по приезде в Ирак.

Лавров и Саломея, вдоволь нагулявшись по Мосулу, возвращались в гостиницу. Огни ночного города в любой стране мира навевают ощущение уюта. Сразу вспоминается:

Вот уж окна напротив зажглись.

Шум плиты. Разогретый ужин.

Этот запах вечерний так нужен,

Чтобы знать, что не кончилась жизнь…

Хорошо, что окна зажглись…

— Чье это? — задумчиво произнесла Светлана, услышав цитату.

— Андрюха Мартынов, старый товарищ из Киева. Просто городской интеллигент.

— Очень проникновенно… как в жизни, — вздохнула сербка.

— Ага…

Виктор принялся настраивать радиоприемник, который тут же выдал сотни радиостанций, вещающих на арабском, фарси, еще на каких-то смежных языках. Но вот какая-то станция с английским языком едва пробилась в эфир. Арабский диджей неплохо справлялся с языком потенциального врага, хоть и говорил с заметным акцентом:

— А сейчас от компании друзей, которые хотят передать привет своему другу по прозвищу Крест, прозвучит его любимая песня.

— Странно. Крест — в мусульманской стране. И не боятся же, — удивилась Саломея.

— Так отож, — согласился Лавров, — мир меняется. Скоро и сюда революция придет…

Лавров не успел закончить очередную шутку, как в колонках зазвучал мотив знакомой песни на русском языке, от которой все замерло внутри. Хит молодости — «Наутилус Помпилиус», «Прогулки по воде». Вспомнилось беспечное студенчество, зимний парк Шевченко после лекций в университете, прогулки по снегу… как по воде… Песня — сила. Песня — протест. Против чего? А молодость — всегда протест. Против всего, лишь бы нашлось применение растущему организму.

— И Андрей закричал: «Я покину причал, если ты не откроешь секрет», — беззвучно шептали губы Виктора вместе с голосом Бутусова в динамике.

Чем теперь, через годы, была эта песня? Его жизнью. Его заблудшей душой. Его судьбой вечного странника, мыкающегося по всем континентам, несмотря ни на что. Он опять улетел со своей многострадальной родины, даже из тихой обители, даже из монастыря. Что есть вера, когда желание лететь вдаль сильнее? Что есть безверие, когда вера в себя — сильнее любой другой?

— Видишь, там, на горе, возвышается крест. Под ним десяток солдат. Повиси-ка на нем, — вполголоса пел журналист. Он вдруг увидел, как Саломея, сидящая за спиной, отстукивает ладонью по колену ритм музыки, подхватывая последний припев неизвестной ей песни: — А когда надоест, возвращайся назад гулять по воде, гулять по воде, гулять по воде со мной…

Ночью не спалось. Виктор глядел в потолок и слушал неровное дыхание Саломеи, лежащей лицом к окну. Она всеми силами пыталась сделать вид, что уснула, но тщетно. Так продолжалось долго, и наконец девушка, потеряв терпение, села и развернулась лицом к Виктору:

— Ты ничего не хочешь у меня спросить?

— Обычно женщина спрашивает: «Ты ничего не хочешь объяснить мне?» — сквозь смех заметил Виктор.

— Тебя не интересует, почему за мной гоняется половина боевиков Ближнего Востока?

— Ну, это еще не половина. Так, мелкие группы непрофессионалов, — не скрывая улыбки, сказал Лавров.

— А тебя не смутило, что меня знает Скейен?

— Нет. Мало ли кто кого и где знал. Меня не интересует твое прошлое. Меня интересует твое настоящее, когда я рядом с тобой.

— А что тубус — это не просто десница святого, ты не задумывался?

— Нет, не задумывался. Мне он не нужен, — спокойно ответил Виктор, потряхивая ступней, торчащей из-под покрывала, и закинув руки за голову. — Я просто счастлив быть рядом с тобой и помогать во всех твоих делах.

— Но мне казалось, что ты…

Саломея поражалась поведению Виктора, а он был спокоен настолько, что это даже раздражало.

— Я — журналист, — просто заявил Лавров. — Всего лишь, и не более.

— Но мне казалось, что ты поехал со мной…

— Я поехал потому, что меня попросил настоятель моего монастыря. А потом… просто вместе с тобой. Как ты считаешь, могут быть у мужчины, которому под пятьдесят, свои привязанности? Видимо, плохой из меня инок, раз согрешил на службе… и не раз.