Александр Тамоников - Ледяное взморье

Рейтель кивнул:

— Понятно. Вы знаете, к чему вас готовят?

— Так точно!

— И морально готовы выполнить задание?

— Даже не сомневайтесь. Моя жизнь закончена. Хоть кого-то из виновников заберу с собой!

Рейтель распорядился:

— Ступайте в медпункт на более тщательный осмотр.

— Слушаюсь, герр оберштурмбаннфюрер.

Рейтель подошел к молодому солдату.

Тот представился:

— Курсант учебного центра, бывший лейтенант погранзаставы Болотенко Степан Андреевич.

— Молодец, лейтенант, — проговорил Рейтель, — признаюсь, не ожидал, что вы так легко разберетесь с вашим более сильным соперником.

— Я же служил в погранвойсках. На заставе мы постоянно отрабатывали приемы рукопашного боя. Служба на границе подразумевает захват нарушителей.

— Значит, пограничник?

— Так точно. Служил заместителем начальника заставы Шиманского погранотряда, Западная Украина. Был женат полгода. На рассвете 22 июня 41-го года застава подверглась бомбардировке. Я поспешил в подразделение, поднятое по тревоге, когда бомба попала в дом. Моя беременная жена погибла. До казармы добежать не успел, на территорию ворвались мотоциклисты и бронетранспортер. А у меня только револьвер. Бросил оружие. Дальше как у Еганова — плен, концлагерь, беседы, учебный центр.

Рейтель сказал:

— У капитана были причины ненавидеть советскую власть, а у вас я их не вижу.

Лейтенант повысил голос:

— А зная о том, что ваши войска вот-вот начнут наступление, не укомплектовать заставу до штата военного времени, не пополнить арсенал необходимым количеством боеприпасов! И эти постоянные «не поддаваться не провокации» разве не предательство власти по отношению ко мне и ко всем бойцам погранзаставы? Нам нечем было обороняться, даже если бы мы и успели занять позиции. Боеприпасов хватило бы от силы на час боя. А против авиации мы вообще были бессильны. Ближайший полк, где стояла пулеметно-зенитная рота, находился в десяти километрах восточнее.

— Вы сообщали командованию о складывающейся обстановке?

— Ежедневно вместе с начальником. В ответ одно и то же: не паникуйте, немцы не решатся начать войну. Вот и не начали. У меня, герр оберштурмбаннфюрер, жена на шестом месяце беременности из-за тупости командования погибла, а я должен умирать за эту власть? Нет, я должен мстить ей, и за жену, и за неродившегося ребенка, и за моих солдат, которые там погибли.

— Ясно. Свободен.

Бывший пограничник пошел к казарме.

Грунов спросил:

— Ну, что скажете, герр оберштурмбаннфюрер?

— А что вы хотите услышать?

— Ну, хотя бы мнение о моральных качествах курсантов, учитывая, что подготовка их только началась.

— О делах, полковник, судят по результатам. А результаты будут, как только мы отправим в тыл русских первую партию диверсантов. Вот тогда можно будет делать какие-то выводы. Сейчас пока бесполезно. Или я не прав?

— Абсолютно правы, герр оберштурмбаннфюрер.

— Это хорошо, это очень хорошо.

Он провел в центре целый день, внимательно приглядываясь к курсантам и кандидатам, оценивая работу инструкторов и поверяя качество пищи.

С объекта Рейтель выехал в 18.50. Он погнал свой «Фольксваген» через Бускуле, въехал в Ригу и остановился у здания гестапо. Дежурный унтер доложил, что начальник на месте.

Рейтель поднялся к нему.

Гауптштурмфюрер Кесгер радушно встретил товарища:

— О, Марк, не ожидал. Какими судьбами?

— Да я вот подумал, а не погулять ли нам сегодня, Болдер?

— Я всегда готов. Поедем в бордель или вызовем девочек на дом? Ты знаешь, у меня есть квартиры, о которых известно только мне.

— Думаю, удобнее будет в борделе. Там и женщин приведут на выбор, и вино подадут. Вот только с конфиденциальностью могут возникнуть сложности.

— О чем ты, Марк? Какие сложности? Это у меня-то? Да весь бордель будет держать язык за зубами.

Рейтель рассмеялся:

— Да, с твоей конторой мало кто захочет связываться.

— Значит, бордель?

— Да.

— Тогда поедем к Еве Поднис. Это недалеко. У нее неплохие девочки — молоденькие, чистые.

— Жаль, что всю ночь там провести не смогу.

— Почему? Ах да, на тебе же секретный объект! Ну, ничего, уедешь, когда надо.

— Хорошо, Болдер. Ты договоришься с Евой?

— Не беспокойся. Когда пойдем?

— Мне надо привести себя в порядок, принять душ, как-то объясниться с Ингой, переодеться. Думаю, в 22.00 будет самое то.

— Согласен, мне тоже надо еще кое-что сделать. К этому времени я как раз освобожусь.