Дмитрий Красько - Отпущение грехов

Стрелял метров с пятнадцати. Уж не знаю, сколько раз попал. На всякий случай, один патрон оставил – надеялся на это, исходя из того, что ментик выстрелил из пистолета лишь единожды. Что до попаданий, то разобраться в этом очень скоро оказалось невозможным. «Субару» пошла для начала юзом, потом ее стекла – и лобовое, и заднее – покрылись трещинами и посыпались, потому что на триплекс Засульский в свое время денег пожалел, а затем его машину с дороги словно невидимый великан смел. Ее резко бросило влево, через полосу встречного движения – и прямо в кювет, на росшие там деревья.

Капот «Субару» смялся в гармошку при первом же ударе о толстый дуб, но это было далеко не все. Не прекращая движения, машина Засульского развернулась боком и, несколько раз перевернувшись в воздухе, распяла себя на двух осинах. Одна из них, как дерево хрупкое, не выдержала и надломилась в месте удара. Толстенькое такое дерево, в мою талию толщиной.

А потом машина пустила дым и взорвалась. Нас это, правда, никоим боком не задело, потому что «Круизер» пролетел уже на добрых двести метров дальше. Там водитель сумел совладать со своим внедорожным скакуном и остановил его. Перегнулся через весь салон, открыл дверцу и, высунув голову наружу, присвистнул:

– Фи-у! Вот это фейерверк! Небу тошно станет!

– На счет неба не знаю, – апатично отозвался я. – А вот гражданину Засульскому тошно уже не станет.

Я сидел, откинувшись на заднем сиденье, рука, свисавшая с ляжки, по-прежнему сжимала пистолет. Водитель же полулежал на сиденьях с головой на свежем воздухе, и ни он, ни я не испытывали потребности изменить позицию с целью улучшить обмен информацией.

– А кто такой Засульский? – поинтересовался он.

– Тот тип, что сидел за баранкой «Субару».

– Н-да, – протянул водила. – Этому точно уже никогда тошно не станет. Если наскребут что-нибудь, чтобы в гроб положить – и то хорошо.

И он застыл в своей позе Александра Матросова, приготовившегося к последнему в своей жизни броску. Залюбовался пожаром. Зрелище, должно быть, и в самом деле презанятное, но сам я не испытывал никакого желания любоваться им. Почему-то недостаточно кровожадное настроение было. Ружин бы меня точно не понял.

Владельцу «Круизера» наконец надоело таращиться на роскошное пламя, он втянулся обратно и поинтересовался:

– Ну и что? Какие будут указания.

Я посмотрел на него, не отрывая затылка от подголовника и коротко бросил:

– В город.

– Все, да? – хмыкнул он, послушно разворачивая машину. – Охота закончена? Зверь уничтожен? А ментов ты дожидаться не будешь?

– Зачем? – удивился я.

– Ты же из ФСБ, да? – водила широко ухмыльнулся. – Я слышал. Понятно. Вашу контору дела ментовские не очень интересуют, а?

– Не совсем так, – уклончиво ответил я. – Вот этот товарищ меня очень заинтересовал. – И я потрогал сонную артерию ментика. Пульсирует. Значит, порядок.

– А что с ним такое? – водитель посмотрел на меня в зеркало заднего обзора. – А то я самое начало пропустил. – Для него это было, понимаешь, кино. Интересное такое. Боевик со всеми наворотами – погонями, стрельбой, смертоубийствами. Странно – тот факт, что он сам был действующим лицом, мужика абсолютно не волновал. Наверное, еще не до конца прочувствовал ситуацию. Ничего – приедет домой, нальет себе рюмочку коньяка «Белый аист», и когда коньячок расплескается в его руке – значит, прочувствовал. А пока пусть веселится.

– Он, оказывается, тоже из их компании. Сунул мне в бок пистолет и попросил, чтобы я не рыпался.

– А ты рыпнулся, – водила был весьма доволен своей догадливостью.

– Получается, так.

– И что ты с ним дальше делать собираешься?

– Заберу с собой, поговорю по душам. У меня к нему имеется несколько вопросов, на которые хочется получить ответы.

– А мне – молчать?

– Зачем? – удивился я. – Можешь говорить. Думаешь, тебе кто-нибудь поверит? А если и поверят – никаких секретов ты все равно не выдашь.

Он удовлетворенно осклабился и замолчал. Очевидно, сочинял рассказ, который пихнет своим собутыльникам при распитии ближайшей бутылки. Наверняка при этом мысленно спорил со мной – «Не поверят?! А вот посмотрим!». Я не возражал. Спорит – и пусть его. Главное, чтобы про себя. Тишина – это именно то, что мне сейчас было нужно. Тишина и неподвижность. Я пошевелился лишь однажды – когда ментик пришел в себя. Очень лаконично стукнул его по ушам, чтобы он снова отрубился, я принял прежнюю позу. Голос подал тоже один раз – когда попросил остановить машину в квартале от «Сибири». Почему-то не хотелось, чтобы водила знал, где я проживаю – и куда забираю пленника.