Дмитрий Красько - Отпущение грехов

– Мы взяли все, что представляло какой-то интерес, – сказал Ружин. – Небольшая часть осталась в номере. Я положил эти бумаги в тайник с оружием.

– Хорошо, – кивнул гэбэшник. – Кстати, как оно – пригодилось?

– Мне – нет, – усмехнулся Ружин. – А вот моему напарнику – очень. Хотя, по совести, я тоже туда залез – взял жучки.

– Еще раз спасибо за работу. И будьте осторожны. Мы, со своей стороны, примем меры.

Старый полковник встал и направился к выходу. Ружин остался сидеть, глядя в его сутулую спину и прикидывая, что, встретив на улице, даже он, сам из бывших, никогда бы не рискнул назвать этого человека сотрудником ФСБ.

Мужик за баранкой «Круизера» ловил кайф и даже не пытался этого скрыть. Ему дали порулить, причем, порулить без соблюдения правил, и он этим весело пользовался. Может, это была голубая мечта юности, которая прямо сейчас воплощалась в жизнь; может, он каждую ночь видел подобное во сне и теперь, когда грезы стали явью, его чувства поддавались расшифровке даже без участия психоаналитика. Лицо пылало, словно капот пожарной машины, когда она с воем несется по городу, пальцы с такой силой вцепились в рулевое колесо, что костяшки побелели. Глаза горели диким восторгом, а из горла вырывалось нечто, напоминающее предоргазмическую арию изнывающего от страсти носорога. Было немножко страшно.

Но машину дядька вел, надо признать, классно, так что страх я поборол. Полицейская тень, в самом начале указавшая ему на объект преследования, теперь затихла и только цеплялась руками за все подряд, когда автомобиль кидало на слишком уж крутых ухабах и виражах.

Я исподволь разглядывал эту тень. Молодой парнишка – чуть больше двадцати – с большими серыми глазами и серьезным лицом. Впрочем, глаза могли быть и не серыми – в темноте легко ошибиться относительно их цвета, но вот то, что лицо было серьезным – факт.

Недавно работать начал, решил я. Может, сразу после армии, может, из института. Романтизм профессии из него так и пер. Он еще не успел запачкаться в грязи, с которой ментам ежедневно приходится соприкасаться и которая очень скоро многих из них превращает в мусоров. Возможно, он даже верил в справедливость и конечную победу добра над злом, хотя это, конечно, вряд ли – современная молодежь перестает верить в такие глупости классе в третьем, когда начинает изучать природоведение. Но этот парень с одержимым лицом явно во что-то верил.

– Это ты меня с ног сбил? – спросил я.

Он молча кивнул, не отрывая взгляда от дороги. Очень хотел контролировать ситуацию «от» и «до», но владелец «Круизера» не пожелал поступиться своим местом за штурвалом, и юному ментику оставалось компенсировать неудачу, внимательно отслеживая развитие событий.

– Спасибо, – сказал я. – Ты мне, кроме шуток, жизнь спас. Сам бы я от этой тачки фиг ушел. Что за херомантия приключилась – ума не приложу. Ноги как чугунные стали.

Он снова кивнул, но на этот раз решился заговорить:

– Это бывает довольно часто, так что вы не расстраивайтесь.

Сказано было таким тоном, словно на молодого гаишника трижды в день – утром, в обед и вечером – пытаются совершить наезды, и он досконально изучил ощущения, которые человек при этом испытывает.

– Вы не слишком ушиблись? – спросил он после минутного молчания.

– Не очень, – сказал я. – На ляжке с неделю, наверное, синяк будет, а в остальном – нормально.

– Что это за тип?

– Тот, за кем мы гонимся? Ортодокс, фанатик и потенциальный террорист. Майор Генрих Засульский, член секты «Вестники Судного дня».

– А что он против вас лично имеет?

– А что против тебя имеют пьяные водилы, которым из-за тебя приходится по полтора года пешком ходить? – вопросом ответил я, и юный мент замолчал. Может быть, обиделся, а может, просто исчерпал темы для разговоров. Но я решил задать еще один вопрос:

– Тебя как зовут?

– Зачем это? – он скосил на меня глаз и сразу стал похож на коня, которому вместо вкусного овса предлагают мышиное дерьмо.

– Должен же я знать имя человека, который спас мне жизнь, – пояснил я. – Чтобы знать, кого благодарить и кому шампанское на Новый год посылать.

– Это необязательно, – отрезал он. Слова прозвучали настолько холодно и грубо, что я удивленно посмотрел на него. Странная реакция для человека, только что спасшего жизнь другому. Будто я ему вместо слов благодарности перепихнуться предложил.

Он заметил мой взгляд и, чтобы не встречаться глазами, отвернулся, даже прекратил отслеживать ситуацию. Это выглядело еще более странным. Понимаю, конечно, что существует такое понятие, как скромность, но когда это чувство заставляет человека вести себя так, словно у него совесть нечиста – вот этого я уже, откровенно говоря, не понимаю.