Дмитрий Красько - Отпущение грехов

Увы, по-евоному было никак. Выпучив глаза, словно таракан, накурившийся марихуаны, ментик наставительно произнес:

– Бог – един, хоть и в трех лицах. И имя его – едино. И вера в него – едина. И нам, истинно верующим, должно наставлять неверных любыми путями. В этом наша миссия. И когда мы направляем их к Богу, то поступаем милосердно, ибо Он, в своей милости, примет их и наставит в истинной вере лучше, чем это сделали бы мы, грешные!

Голос сектанта звучал внушительно, но глаза были пусты. Фанатик в натуральную величину. Он пропустил мимо ушей все, что я только что сказал. Впрочем, я и не надеялся переубедить его. Все эти так называемые истинно верующие примечательны тем, что у них напрочь отсутствует способность мыслить – самостоятельно мыслить. Потому они так редко выигрывают в споре. Но по той же причине никогда не проигрывают – стоит им увидеть, что словесная баталия, которую они обычно сами же развязывают, оборачивается против них, то становятся невосприимчивы к внешнему воздействию, их уши покрываются мхом, а слова отскакивают от них, как горох от стенки. И нет никакого способа пробить эту стену. В этом убедились еще древние римляне, когда даже львы на арене расписывались в своем бессилии перед фанатиками.

– Аминь, – сказал я. – Останемся каждый при своем. Будем считать, что искушение святого Антония не состоялось.

– Антихрист! – пробормотал ментик. – Божья кара постигнет тебя – рано или поздно.

– Послушай, – я устало передернул плечами. – Мне, признаться, надоели эти бесполезные богословские споры. Один твой брат во Христе сказал мне, что за убийство Цехового я отправлюсь на небеса, и это так же верно, как то, что Христос существовал. Так вот, докладаю: я все еще тут, на земле, а этот предсказатель сам отправился к богу – сообщать, что напредсказывал неверно.

– Иды марта еще не прошли! Еще не вечер! – величаво изрек ментик. Сибилла-пророчица, мать его! Захотелось треснуть парня по носу, но я сдержался – еще успеется. Поэтому вдохнул-выдохнул, успокаиваясь, и напомнил:

– Ага. Иды марта хотели пройти около вашего Управления. Ты меня сам из-под машины вытащил. Блин, как в твоей башке все запущено! Тебе бы трепанацию провести…

– Я тебя не вытаскивал! Ты к дереву отошел, Засульский бы разбился, если б таранил тебя! Я тебя ему под колеса толкнул! А ты дальше улетел. Надо было потише толкать. Какой же я дурак! – и он, потупившись, даже всхлипнул.

– Это ты да. Это ты маху дал, – я сочувственно похлопал его по плечу, но ментик на мой почти дружеский жест никак не отреагировал. Он вообще, кажется, больше ни на что реагировать не собирался, погрузившись в ступор. Возможно, до него дошло, что он оказался невольной причиной гибели шефа. Ну, да я разбираться не стал, потому что сам не жаждал продолжения беседы. Каждую секунду, что она длилась, не мог расстаться с ощущением, что не говорю, а пережевываю тухлые носки – таким бессмысленным все казалось. И я был рад, когда это «все» закончилось.

Поэтому, в качестве достойного завершения богословского диспута, я ткнул оппонента пистолетом в бок и сказал:

– Поднимайся. Пойдем, философ, пофилософствуем на другие темы.

Повторять пришлось несколько раз, потому что ментик выходить из ступора никак не желал. В конце концов я не выдержал и уже попросту засветил ему кулаком. И, наконец, услышал в ответ сварливое:

– Куда это я должен идти?

– А ты держи курс на гостиницу – не ошибешься, – подсказал я.

– Вот оно что! – сказал он тоном, который явно спер у Архимеда. Если бы заорал «Эврика!», вышло бы вообще один к одному. – Так вас несколько! Ну, я тебя огорчу: это твоего дружка здесь подорвали.

Теперь и в моей голове родилась запоздалая догадка:

– Так это ваших рук дело! А неплохо вы фасад обработали. Крыльцо-то не жалко было гробить? Красный мрамор нынче дорог. Что ж – из-за одного человека три тонны красного мрамора в порошок?

– Для таких, как вы, – он, поднявшись, сплюнул, – ничего не жалко.

– Да, – кивнул я. – Щедрость из тебя так и прет. Только я тебя тоже огорчу: мой дружок, как дедушка Ленин, живее всех живых. Я его десять минут назад имел удовольствие собственными глазами наблюдать. Слегка возбужден, но совсем не мертвый.

Ментик стиснул зубы и сделал еще одну героическую попытку заткнуться. На определенное время это ему даже удалось – пока занимал себя изучением картины, открывающейся перед глазами двух идущих плечом к плечу путников, один из которых держал пистолет у почки другого.