Влад Авилов - Однажды случилось…

– Послушай, может кто-либо другой мученическую смерть примет вместо меня.

– Нельзя, это против правил. Из ангелов могут турнуть, если не хуже. Мне о будущем надо думать, – оставил маленькую лазейку ангел.

– И я о будущем. Ты, кстати, как в ангелы попал?

– Ангельскую академию закончил. В раю. С отличием, между прочим.

– Дальше что?

– Лет пять еще покручусь ангелом. Потом постараюсь перевестись в верховную канцелярию. Могу вернуться в академию, кандидатскую написать.

– А в материальном плане? Так и будешь жвачкой приторговывать?

Я тебе бизнес предлагаю. Как у вас с травкой?

– В аду без проблем. Был я там всего один раз еще студентом. Возили нас на экскурсию. У них все схвачено. Целая индустрия, плантации, первичная переработка, лаборатории по очистке. Люцифер крутой мужик, всех держит в руках.

– Все для грешников?

– Ну да. Если кольнешься и на сковородке можно жить. Но вообще, скажу тебе, зрелище не для слабонервных. Особенно когда баксы кончаются.

– В чистилище?

– Там сложнее. Закон запрещает.

– Вот мы и поможем страждущим.

– Думаешь, ты один такой умный. У них своя мафия. Кроме того, я твою душу должен доставить. Под расписку, У нас с этим строго.

– Не вопрос. Дам тебе взамен другую.

– Какую еще другую?

– Есть у меня Аркаша, его душу и возьмешь.

– Что значит возьмешь. Я тебе что, киллер?

Лаврентий Петрович задумался.

– Если его оставить на земле, а взять только душу?

– Ты что. У нас такие вещи строго запрещены. Нельзя оставлять человека без души.

– Не нужна она ему, он у нас сбытом травки занимается.

– Ну и что?

– Совесть ему только мешает. Не нравится он мне последнее время.

– При чем здесь совесть?

– Разве это не одно и то же?

– Не скажи. Вот у тебя совесть есть?

Лаврентий Петрович уже открыл рот, чтобы соврать.

– Не надо, – укоризненно покачал крылом ангел. – Не отягощай душу.

Нет у тебя совести, душа осталась. Правда скукожилась давно, почернела, одним словом душонка. Тяжело ей будет ответ держать, ой тяжело. Полетели, наконец.

– Как ты не понимаешь, не могу я вот так свой народ бросить. Пропадет он без меня.

– Не преувеличивай. Баксы свои ты не можешь бросить, которые в погребе в стеклянной банке закопал.

– Какие баксы, какие баксы, – заныл Лавруша.

– Которые за траву в прошлом году выручили, забыл?

– Забыл, – радостно согласился Лаврентий Петрович. – Совсем забыл. То же не мои, общественные, для улучшения жизни народонаселения. Есть мечта у нас, международный аэропорт в Мочалках построить, чтобы значит наши граждане могли беспрепятственно в Европу добираться.

– Скучно с тобой, – сказал ангел, – заврался совсем.

– Не полечу, – заорал Лаврентий Петрович, отчаянно цепляясь за скользкую поверхность. – Не полечу.

– Ты что, Лавруша, – чьи-то руки пытались оторвать его от монумента. – Успокойся.

Лаврентий Петрович открыл глаза. Перед ним стояла какая-то фигура в длинном до пят белом балахоне.

– Не полечу, – снова заорал он и плотно зажмурил глаза.

Фигура осторожно присела на край кровати и погладила по голове.

– Все хорошо. Никуда лететь не надо.

Затуманенное сознание возвращалось с трудом. Он схватил жену за руку и слабым голосом спросил:

– Ты, Нина?

– Я, Лаврушенька, я. Тебе просто плохой сон приснился, – она ласково гладила его по лицу. – Заработался, бедненький, переутомился. Сейчас тебе «Седавита» полную ложку налью. Выпьешь и успокоишься. Поспишь завтра подольше, и все забудится.

Спиртовый привкус успокоительного разбудил спящие рецепторы.

– Коньяку налей, – окончательно пришел в себя Лаврентий Петрович. – большую рюмку.

– Ишь чего захотел среди ночи. Пить меньше надо, паразит, тогда и орать во сне не будешь. До белой горячки скоро допьешся. Господи, за что мне такое наказание, коньяк среди ночи ему подавай. Спи уже!

Лаврентий Петрович повернулся на бок. Спорить бесполезно.

Жена еще минуту постояла над притихшим Лаврушей и направилась в свою комнату.

«Надо же, такой дурацкий сон приснился, – подумал Лаврентий Петрович. Устраиваясь поудобнее, он почувствовал, что что-то сжимает в левой руке. На ладони лежал белый продолговатый прямоугольник. С испугу закрыл глаза. Открыл снова. Ничего не изменилось. Поднес ладонь к узкой полоске лунного света, струившегося из-под края занавески.

Орбит.

«Этого не может быть, – убеждал себя Лаврентий Петрович судорожно сжимая пакет, – потому, что не может быть никогда. Все только сон.