Станислав Рем - Капкан на маршала

Немец встал, закрыл крышку инструмента, взял из мальчишеских рук головной убор, натянул себе на голову.

– Ты знаешь, что я только что исполнял?

Януш всхлипнул:

– Ноктюрн Шопена. Си-бемоль.

Брови офицера в удивлении вскинулись вверх:

– Откуда тебе это известно, бродяжка?

– Мама часто его играла для нас с сестрёнкой.

– Даже так… Твоя мама выступала на сцене?

– Нет, моя мама просто любила музыку.

Немец с минуту внимательно смотрел на беспризорника, после чего протянул руку и неожиданно положил ладонь на затылок мальчишки, взъерошив его волосы.

– Тебе нельзя здесь находиться. Скоро в этом доме расположится штаб моего полка. Уходи.

– Мне некуда идти, – глухо отозвался Януш. – У меня нет дома.

– Но и здесь тебе делать нечего. – Рука офицера после секундной заминки вторично мягко провела по грязным волосам мальчика. После чего офицер вновь изъял из кармана платок, брезгливо вытер им руки и так же брезгливо выбросил его в разбитое окно. – Следуй за мной.

Ключ с хрустом открыл замок. Старков прошёл внутрь кабинета, аккуратно прикрыл за собой дверь, прошёл к столу, тяжело опустился на стул.

За окном вечерело. Глеб Иванович встал, распахнул створки: прохлада моментально заполнила небольшой кабинетик. Дышать стало легче.

Старков расстегнул крючок на вороте кителя, потом верхнюю пуговицу. Снова опустился на стул.

Рука потянулась к верхнему ящику стола, чтобы достать документы, присланные из штаба Четвёртой танковой армии 1-го Украинского фронта, которые попали к ним во время боев под Львовом, в районе Яворово, где располагалась разведшкола абвера, как тут же приостановила движение. Старков понял: пока не решит вопрос, который мучает его вот уже как полдня, никакое другое дело на ум не пойдёт. А вопрос-то как раз и не решался.

«Может, пойти к Фитину, поделиться сомнениями? Нет, тот и так на нервах. Пашину семью пока из Москвы вывозить не стали. Было решено спрятать их, как только начнётся активная фаза противостояния. Иначе у Абакумова и Берии мог появиться повод для преждевременных подозрений».

Мысль моментально переключилась к недавней встрече с Рокоссовским.

«Интересно, имел ли Костя разговор с Жуковым? И как тот поведёт себя после сегодняшнего Указа? По большому счёту, на хрена ему нужен наш геморрой? Вон как «хозяин» его обласкал! Вторая Звезда Героя. Гений стратегии. Один из лучших в Ставке. Точнее, самый лучший. Старков усмехнулся: вот ведь как ловко придумали – Маршал Победы. Звучит. Даже САМ его так назвал. Маршал Победы… Маршал Победы… Маршал Победы…»

Старков всем телом тяжело навалился на стол.

«Боже, как всё просто».

Усмешка медленно сползла с губ чекиста.

«Стареть ты начал, Глебка, – мысленно проговорил сам себе чекист, – память стала подводить. Забыл, насколько Коба предсказуем? Забыл. А не должен был забывать! Этого не мог знать Ким, потому, как он не был близко знаком с “усатым”. А ты “хозяина” хорошо знаешь. Ещё с двадцатых годов. И ты должен, – кулак чекиста с силой грохнул по столешнице, – обязан был помнить: тот никогда и ничего не придумывает нового. У него просто мозгов для этого не хватает. Всегда идёт только по проторенной и проверенной тропе, которая некогда дала стопроцентный результат. Вот как вышло в тридцатых, так он это повторяет и сейчас. А ты забыл! Забыл… Но слава богу, шкура твоя ещё помнит, как над ней измывались, потому-то тебя на уровне подсознания и встревожил текст Указа. Точнее, его оптимистичное, праздничное содержимое. Сталин повторил сам себя. Хищник приласкал жертву. Успокоил её. Для того чтобы в скором времени нанести ей неожиданный удар. Как Коба это делал всегда. Как сделал в тридцать седьмом. Когда перед арестами повысил в званиях и должностях, обласкал всех тех, кто вскоре встал вместе с Тухачевским к стенке. В том числе был обласкан и сам Тухачевский. Как же они потом удивлялись, сидя в тюремных казематах, что их, только что награждённых, возвышенных, воспетых – и вдруг объявили врагами народа. Да не было никакого “вдруг”. Всё было продумано и тщательно спланировано. Но сантименты в сторону».

Старков встал, сунув руки в карманы галифе, прошёл к окну: под свежий ветерок лучше думалось.

«Итак, я допустил ошибку. Не Паша, а я. Я пошёл под настроением Фитина, в фарватере его эмоций. А потому решил, будто удар будет нанесён через нас по Рокоссовскому и рикошетом по Жукову. А на самом деле Костя – фигура проходная. Центральный персонаж во всей этой истории – Константинович. Маршал Победы. Всё правильно. Война на нашей земле заканчивается. Мы входим в Европу. Боевые действия перемещаются на чужую территорию. И в памяти, в истории должно сохраниться только одно имя победителя. Имя того, кто будет возглавлять войска – освободители. И это имя не Жукова. С выходом войск к границе, Маршал Победы стал не нужен Кобе. Даже наоборот. Константинович своим авторитетом мешает “хозяину”. Давит, унижает. Унижает в глазах других военачальников. А если так, если Сталин хочет свалить Жукова, то…»