Евгений Сухов - Искупление вины

— Куда едем, товарищ майор? — повернул голову водитель.

— Давай рули на службу!

Апрель 1942 года

На фронте дела обстояли не самым лучшим образом. Сводки Совинформбюро были горькими. Немцы оккупировали Украину и Смоленщину. Линия фронта продвигалась на восток, и ожесточенные бои шли уже на подступах к Сталинграду. Немец рвался к Волге, если он ее форсирует, то дальше его ничто не остановит!

Ставка делала все возможное, чтобы переломить ситуацию в свою пользу. Намечалась какая-то крупная операция, связанная с дезинформацией, и в этой игре участникам операции «Барин» определялась решающая роль.

Начальник Второго управления майор Тарасов просил составить подробный отчет операции, обмолвившись о том, что ее результатами интересуется сам Верховный. Страницу за страницей Волостнов пролистывал отчет, вмещавший в себя все полученные и отправленные радиограммы, протоколы допросов диверсантов, показания свидетелей. За прошедший месяц Аверьяновым было отправлено с полусотни радиограмм. Все они были разные по содержанию, но в каждой из них была вставлена дезинформация о том, что советские войска продолжают сосредотачивать силы на северо-западе.

Благодаря операции «Барин» в дезинформационное поле были включены соседние регионы Вологодчины: Кировский и Архангельский, где были захвачены диверсанты, работавшие теперь под контролем контрразведки. Отправленные ими сообщения напрямую или косвенно подтверждали данные Филина.

Сопроводительная справка разрослась на несколько страниц и отняла у майора остаток вечера. Включив в нее все самое главное, он вновь перечитал отчет, а потом включил детали радиоигры, посчитав их существенными. Отдельными пунктами вписал собственные ощущения. Подумав, добавил дальнейшее видение радиоигры. А когда стрелки часов подошли к двум часам ночи, работа была завершена.

Запечатав справку в конверт, Волостнов отнес ее в шифровальный отдел. В этот раз дежурство нес молодой младший лейтенант, недавно закончивший трехмесячные курсы шифровальщиков.

— Зашифруй и отправь в Центр. Срочно! До утра успеешь?

— Попробую, товарищ майор.

На следующий день майор Волостнов приехал на службу в половине восьмого утра. Вошел в свой кабинет и слегка поежился. Вчера вечером перед самым уходом открыл форточку, проветривая кабинет от дыма. Да вот беда: уходя, забыл закрыть.

Живительное тепло вылетело вместе с застоявшимся дымом. Между рамами сильный ветер намел небольшой бугорок снега. Но это ненадолго, он сойдет вместе с комнатным теплом. Прикрыв форточку, Лев Федорович поднял трубку телефона и распорядился:

— Привести ко мне арестованного Аверьянова! — после чего сел за стол, на котором лежал листок бумаги, где в качестве напоминания о главном деле дня были написаны два слова: « Маруся. Важно !»

Покидая рабочий кабинет, Волостнов укладывал текущие дела в громоздкий несгораемый шкаф, стоящий в самом углу кабинета, а на столе, всегда прибранном, оставлял лишь листок бумаги, на котором отмечал наиболее важные дела, что предстоит сделать на следующий день. Сейчас это была Маруся.

Оставалось только выпить чайку, и тогда день пойдет в установленном порядке.

Заваривание чая для майора Волостнова было неким таинством, можно сказать, своеобразной медитацией. В такие минуты он обдумывал важные решения, которые стоило принять, готовился к предстоящему дню, слегка расслаблялся. Но это ненадолго, когда будет выпит последний глоток, он станет прежним майором Волостновым: требовательным, строгим, но умеющим выслушать людей.

Два караульных с карабинами за плечами привели Аверьянова, когда Волостнов уже допивал чай.

Поставив чашку с ложкой в шкаф, Лев Федорович попросил:

— Оставьте нас на несколько минут. — Заприметив некоторую нерешительность на лицах бойцов, добавил: — Не волнуйтесь, ничего не случится.

Бойцы молодые, каждому из них не более восемнадцати лет. Имея личный счет к фашистам, хотели попасть на передовую, но вот никак не думали, что придется топтаться в тылу и охранять арестованных. Что поделаешь, здесь тоже фронт, только виден он далеко не каждому.

Громко постукивая каблуками по темному паркету, красноармейцы вышли в коридор.

— Садись, Михаил.

Аверьянов оставался серьезен, чувствуя, что речь пойдет о чем-то очень важном. Пристально всматривался в Волостнова, пытаясь угадать по его посмурневшему лицу тему предстоящего разговора.