Евгений Сухов - Искупление вины

— О чем ты таком говоришь, родной, мы не для того встретились, чтобы расставаться… Пойдем в другую комнату.

Поднявшись, Маруся взяла Михаила за руку, потянула за собой и закрыла дверь на ключ…

…Время торопило. Из отведенных трех часов оставалось всего-то двадцать минут. Мысли о разлуке казались невыносимыми. Еще страшнее было подумать о том, что встреча с Марусей может никогда больше не повториться. Стараясь не выдать свое состояние нарастающей болью, Михаил улыбнулся, потрепал ладонью Марусю по щеке и стал одеваться. Натянув гимнастерку, подошел к окну. На улице на прежнем месте стояла «Эмка». Водитель и капитан Елисеев курили и о чем-то разговаривали.

— Обещай мне, что ты вернешься, — потребовала Маруся.

— Обещаю, родная.

— Ты меня не обманываешь? Я ведь только сейчас поверила, что мы будем вместе.

— Скажи, разве я тебя когда-нибудь обманывал?

— Этого не было, — покачала головой Маруся.

— Все так… А теперь мне нужно идти.

— Когда ты придешь в следующий раз?

— Скоро.

— Расскажешь, что произошло с тобой?

— Обязательно.

Застегнув шинель, Михаил подошел к Марусе и крепко прижал к себе. Некоторое время держал ее в объятиях, чувствовал, как она прижимается к нему все сильнее и не желает его отпускать.

— Все, мне нужно идти, — аккуратно расцепил он объятия.

Стянув с пальца серебряное колечко, Маруся протянула его Михаилу:

— Возьми… Как только захочешь меня увидеть, достань его, и я буду с тобой рядом.

— Я тебе его верну, когда мы будем вместе навсегда.

Михаил взял колечко, бережно запрятал его в карман гимнастерки и вышел в соседнюю комнату. Кирилл продолжал сидеть в том же самом углу и сосредоточенно расставлял солдатиков, проснулся в колыбели и младший, смотрел в потолок и оживленно шевелил руками. Как доброму знакомому улыбнулся беззубым ртом проходящему мимо Михаилу и неожиданно заголосил, подзывая маму.

Михаил вышел из подъезда, на душе было тяжело, такое ощущение, что расставались навсегда.

— Ну, как прошло свидание? — хитро улыбнулся капитан.

— Маруся сказала, что будет меня ждать.

— Вот и ладушки, а нам сейчас нужно работать. Давай, садись!

Пробыл в камере всего-то несколько дней, а уже появилось «чувство угла». Человек ко всему привыкает, даже, казалось бы, к самому противоестественному — неволе. Красные каменные стены, затертые многими спинами сидельцев, воспринимались едва ли не как родные. А еще грела мысль, что любимая не где-то за тысячу километров от него, а совсем рядом — через две улицы и три переулка, а значит, их встреча еще состоится не однажды, и он со своей стороны сделает для этого все возможное.

В половине шестого пришел капитан Елисеев, энергичный, живой, подвижный. На худом лице хитроватая улыбка.

— Ну как, готов?

— К чему? — невольно удивился Аверьянов.

— Со своим немецким начальством переговорить. Через полчаса радиосвязь.

Последние полчаса Михаил думал о чем угодно, но только не о предстоящей радиосвязи. Точнее, все его мысли были о Марусе.

— Готов, — поднялся он со шконки.

— Тогда пойдем.

Прошли в отдел связи, и капитан передал листок с коротким текстом:

— Отправить нужно будет вот это сообщение.

Это была страничка, вырванная из ученической тетради, какую обычно используют в начальной школе на уроке чистописания. Текст, состоящий из нескольких строчек, был написан аккуратным красивым почерком, в котором он узнал руку майора Волостнова.

« Петергофу. Вчера встретил красноармейца, переброшенного из Иркутска в составе 461-й стрелковой дивизии. Куда они едут, он не знает, но в дивизии ходят упорные разговоры о том, что собираются отправить на Ленинградский фронт. У нас все в порядке. Вышлите для рации батареи питания. Через неделю они выйдут из строя. Очень соскучились по баварским сосискам. Здесь таких не встретишь, если есть возможность, то вышлите еще копченого мяса и сала. Срок командировочных удостоверений подходит к концу. Нужны новые документы. Желательно, чтобы были настоящие. В городе очень много патрулей, документы проверяют на каждом углу. Усилены меры безопасности на вокзалах. Будем встречать груз в среду и в воскресенье, на том же самом месте в двенадцать часов ночи. Опознавательные знаки — три полыхающих костра. Маз ».

Капитан Елисеев протянул блокнот с шифром. Пролистав, Аверьянов нашел нужные страницы и быстро зашифровал текст. Затем надел наушники, поставил рацию на передачу и быстро застучал ключом. Передав радиограмму, настроил рацию на прием и терпеливо стал дожидаться ответа. Рация молчала. Прошло пятнадцать томительных минут, полчаса… но Петергоф почему-то с ответом медлил.