Евгений Сухов - Искупление вины

Лев Федорович шагнул в длинный тесный коридор, заставленный вещами, вытащил два пузырька с зеленоватой жидкостью и протянул их Марусе:

— Возьмите!

— Что это? — удивленно спросила она.

— Это жаропонижающая микстура. Я слышал, что у вашего младшенького температура.

— Ой, спасибо! Вот никак не думала, что офицеры НКВД разносят по квартирам медикаменты.

— В нашей профессии случается и такое. Будем только рады помочь.

— Пойдемте.

Прошли в комнату, небольшую, но очень опрятную. Из обстановки — старомодный шкаф, стоящий в углу, стол с тяжелыми массивными полками, панцирная кровать, припертая к стене, рядом с ней — деревянная колыбель, в которой лежал младенец. У окна, в окружении оловянных солдатиков и разбросанных кубиков, сидел серьезный сероглазый пацанчик лет трех: не иначе, представлял себя главнокомандующим, расставляя солдатиков в нестройные ряды. Посмотрев на вошедшего майора умными глазами, поздоровался:

— Здрасте, — и вновь углубился в незатейливые и ему одному понятные игры.

— Младший затемпературил, а нужного лекарства не найти. Мне принесли с работы одно средство, но оно больше для взрослых подходит. А ваше для грудничков подходит? — спросила Маруся.

— Не переживайте, оно как раз для них, я справлялся, — ответил Волостнов. — Осмотрелся вокруг, отыскивая, куда бы присесть, и, заметив низкий табурет, мягко опустился на него. — Я у вас что хотел спросить, Маруся… Как вас по батюшке-то?

— Никитична.

— Очень красивое отчество, — улыбнулся майор. — Мария Никитична, а вам с фронта Аверьянов писал?

Лицо молодой женщины тотчас застыло, обозначив в уголках губ наметившиеся черточки, а впавшие обескровленные щеки еще более побелели.

— Вы… что-то о нем знаете?

— Кое-что нам известно.

— Сначала он писал, а потом вдруг перестал… Я ездила к его матери в Горький, хотела узнать о Мише. Она мне сказала, что он пропал без вести. Скажите, что с ним! — вцепилась женщина в рукав шинели. — Умоляю вас!

— Да не волнуйтесь вы так, Мария Никитична. Ну чего же вы…

Вдруг Маруся, закрыв ладонями лицо, громко разрыдалась, и майор неожиданно поймал себя на мысли, что сочувствует ей. Он поднялся, приобнял плачущую женщину и, поглаживая ее по густым русым волосам, проговорил:

— Чего ты, дуреха, ревешь? Будет тебе! Поверь, ты еще будешь счастлива.

Мягко отстранившись, Маруся прямо посмотрела на Волостнова и, утерев небольшой ладошкой мокрую щеку, ответила:

— Без Михаила я никогда не буду счастлива.

— Я чего пришел-то, жив твой Михаил!

— Живой?! — невольно воскликнула Маруся.

— Ну, чего же ты так кричишь, дуреха, ребенка разбудишь, спит ведь!

Старший мальчуган, игравший в углу с солдатиками, удивленно посмотрел на плачущую Марусю и вновь принялся передвигать фигурки, увлеченный развернувшимися баталиями.

— Где он? Я бы хотела его увидеть… Хотя бы на минутку. Вы ведь знаете, где он. Можете мне помочь? — взмолилась Маруся.

— Послушайте меня. То, что я сейчас вам скажу, не должно выйти дальше этих стен, — понизил голос майор. — Обещаете?

— Обещаю, — кивнула она.

— Михаил Аверьянов находится у нас… Не буду вдаваться в подробности, но скажу так… С ним случились некоторые неприятности, он находится под нашей охраной. Но встречу я вам могу организовать.

Слезы на лице женщины мгновенно высохли. Теперь она смотрела уверенно, твердо, демонстрируя готовность к любым поворотам, лишь бы только увидеть милого.

— Когда я могу его увидеть?

— В ближайшие дни. Мы вас предупредим заранее, чтобы вы были дома. Но встреча будет недолгой.

— Потом вы его заберете?

— Да. Так нужно.

— Надолго?

— Не будем ничего загадывать. Давайте сначала вы повидаетесь, а там будем решать.

Разговор был закончен. Майор направился к двери, оставив Марусю в полнейшей растерянности. Ей бы следовало броситься следом, поблагодарить за добрую весть, но ноги будто бы приросли к полу.

— Да, еще вот что, чуть не забыл. Самое главное… — обернувшись у порога, добавил Волостнов. — Микстуру нужно пить три раза в день после еды. Не забудете?

— Не забуду, — тихо ответила Маруся.

Лев Федорович вышел из подъезда и тотчас угодил под шквальный северный ветер, колюче ударивший в лицо. Последняя отрыжка длинной изнуряющей зимы. Подняв воротник, широким шагом направился к машине. «Эмка» басовито урчала, отогреваясь на стылом ветру. Открыв дверцу, он сел на заднее сиденье, впустив в отогревшийся салон мартовский холод.