Евгений Сухов - Искупление вины

— Так точно, господин майор.

— Выполняйте! Мне тут еще лилии полить нужно. Эти цветы очень нежные, а русская зима на них скверно влияет.

Обер-лейтенант Голощекин молча вышел из кабинета.

Фамилия Голощекин в дореволюционной России была именитая, с глубокими традициями. Начало роду положил Карл-Филиппо Голощекинотано, приехавший из Флоренции в Россию еще при Петре Первом. Бедный скульптор, каковых в Италии было множество. Единственное, что его отличало от прочих, это большое честолюбие. Карл-Филиппо решил попытать удачи в далекой и загадочной России и, как показало время, не прогадал. Начал он с того, что ваял замысловатые сказочные фигурки, которые так нравились дамам дворца, а через год, заручившись поддержкой светлейшего князя Меншикова, Карл Голощекин построил близ Воронежа медеплавильный завод. В родной Италии он отливал скульптуры полководцев и императоров, которые не всегда находили место на площадях, большей частью пропадали во дворах богатеев, сделавших заказ. А в России он отливал пушки, внося свой посильный вклад в победу над шведами. Его продукция пользовалась невероятным спросом, и еще через пять лет он вошел в число основных поставщиков императорского двора.

Последующие поколения Голощекиных народились хваткими, мастеровитыми, у них получалось все, за что бы они ни брались. Занимались строительством и архитектурой, привлекая в Россию лучших специалистов. Перед самой революцией семья Голощекиных владела пятью металлургическими заводами, имела на Волге свой флот и торговала пшеном по всему миру.

После революции все имущество было потеряно, за исключением нескольких фамильных драгоценностей, которые удалось скрыть от таможенников при переходе границы. Начинать приходилось практически с нуля. Отец Филиппа выехал с семейством в Берлин, на тот момент самый крупный центр русской эмиграции. Тогда еще крепкий мужчина, он попытался открыть ресторан русской кухни, заняв деньги под большие проценты. Но дело прогорело, и пришлось отдавать последнее, что было ранее поделено между родственниками. Вспомнив о своем математическом образовании, едва не ставшем делом всей жизни, Голощекин-старший пошел в русскую гимназию преподавать алгебру. Филипп был отправлен в кадетский корпус, созданный еще генералом Деникиным, где прошел полный курс обучения. Затем поступил в Пражский университет, там на способного русского студента обратила внимание разведка «Абвера».

После годичного обучения в Берлине Филипп Голощекин влился в так называемую русскую группу, которой руководил прибалтийский немец Гемприх-Петергоф. Русскому сообществу он представлялся иначе — господин Петергоф, что должно было указывать на его благородное происхождение. В школе он преподавал разведывательное дело и однажды обмолвился о том, что за два года до начала войны дважды побывал в Москве в составе дипломатической миссии. Вкратце рассказал о том, что по линии матери в Петергофе осталось имение, в котором большевики разместили коммуну. От былого великолепия ничего не осталось, но вот часть античных статуй каким-то невероятным образом сохранилась, и он лелеял надежду, в память о матери, умершей незадолго до войны, восстановить родовое гнездо. Правда, этими приятными хлопотами, связанными с обустройством усадьбы, он займется позже, когда большевики будут отброшены за Урал. Судя по тому, как разворачивались события на Восточном фронте, ждать майору предстояло недолго.

Радиослужба «Абверкоманды-104» была одной из сильнейших на северо-восточном направлении и включала в себя целую сеть радиостанций, предназначенных для пеленгаций раций и радиофицированных групп. Кроме того, имелась еще и специальная радиостанция для проведения радиоигр, которым адмирал Канарис придавал большое значение.

Чтобы попасть в отдел связи, требовалось специальное разрешение. У входа стоял крепкий караульный, и Голощекин, показав ему пропуск, прошел в служебную комнату и устроился за своим столом. Рядом сидела штабсфельдфебель Кристина Шварцман и внимательно вслушивалась в эфир. Вчера вечером русские открытым текстом сообщили о том, что линию фронта в районе поселка Вдовий Яр попытался перейти старший лейтенант Красной армии: блондин, тридцати лет, крепкого сложения, ниже среднего роста. Следовало арестовать человека с такими приметами. Странность заключалась в том, что на их сторону так никто и не перешел, а дальнейшего радиоэфира не последовало. Напрашивался вывод, что сообщение являлось какой-то тонкой игрой русской контрразведки. Хотя существовал и второй вариант — русского перебежчика могли пристрелить где-то на передовой.